Только отъехали – Ольге на мобильный позвонила Люся с линейной «Скорой». Та самая, с которой только что простилась. Криком кричит:

– Олечка, приезжай, Бога ради! У нас Скалолазка умирает… умирает!

– Какая скалолазка? – рассеянно спросила Ольга, потуже перетягивая жгутом руку «полковника»: вены у него были плохие, с первого раза трудно попасть, да еще при движении машины.

– Не какая, а какой! Тот самый Скалолазка, который в татуировке весь! Ну, из бомжатника!

– Да не может быть, – пробормотала Ольга. – Ты ничего не путаешь? Мы его пару часов назад в «Швейцарии» видели.

– Ну а сейчас он умирает! – вдруг зарыдала Люся.

Ольга вздохнула.

Люся работала на «Скорой» недавно, каких-то пару месяцев, – наверное, это ее первый труп. Невозможно подготовиться к первому умершему пациенту. Не важно, твоя собственная ошибка или нет… Хорошо, что это омерзительный Скалолазка, которого Люся скоро забудет, а не девушка, выпившая уксус от несчастной любви и умирающая в страшных муках!

– Люся, у нас больной с инфарктом, ты что, забыла? – тяжело вздохнула Ольга.

И как только она это сказала, у «полковника» Вити случился сбой сердца: колотилось оно, как пташка, не могло прокачивать кровь – словом, наступило то, что называется фибрилляцией, нескоординированным сокращением волокон сердечной мышцы. И приходит клиническая смерть…

А там, в трубке, рыдала Люсенька: у Скалолазки, мол, клиническая смерть!

Ольга понимала, что с ним сейчас произошло: наступил отек мозга из-за тяжелейшей алкогольной интоксикации. А мозг человеческий находится – прописная истина! – в черепной коробке. Это ведь кости, крепкие кости, а не резина! Они не могут расширяться при увеличении их содержимого. Они сдавливают мозг до нестерпимой боли, до потери сознания – и человек умирает.

– Оля, приезжай! – истерически вопила Люся.

А у Ольги тут у самой пациент с клинической смертью! И она вспомнила, что ей сказал один старый доктор – давно, когда она самые первые дни на «Скорой» работала еще фельдшерицей и они вместе оказались вот у такого алкаша, подобия Скалолазки, которого невозможно было реанимировать, как они ни старались. Тот врач сказал:

– Он всю жизнь к этому шел – к этому самоубийству. Отпусти его. Пусть дальше один идет.

Ольга прокричала это Люське слово в слово и отшвырнула мобильник. А Гриша уже с дефибриллятором наготове:

– Проводим? Ольга, проводим?!

– Да! Разряд! – крикнула она, поворачивая рукоятку синхронизатора, и «полковник» Витя, содрогнувшись, ожил на глазах – ну как в кино!

Нет, даже круче, чем в кино, потому что он не просто открыл глаза, но буквально их выпучил, облизнул пересохшие губы, приподнялся и… никто и ахнуть не успел! – вдруг выдернул из вен иглы, выкрикнул что-то нечленораздельное, бросился вперед и вцепился Ольге в горло.

…Игорь, Игорь, да неужели это Игорь?! Ольга глазам не поверила, увидев мужа совершенно здоровым! Он медленно шел к их дому на улице Дунаева, держа за руку девочку лет трех.

«Кто это? – удивилась Ольга. – Ну надо же, такая же кудрявенькая, как я. Тоже ярочка! Чья же это дочка? Надюшкина Асенька постарше, и у нее косички. У друзей Игоря вроде бы все сыновья…»

Вдруг малышка запищала, жалобно уставилась на Игоря, и тот легко подхватил ее на руки:

– Что случилось?

– Боюсь! Боюсь!

Девочка испуганно смахнула что-то с рукава платьица.

– Да ведь это просто муравей! – засмеялся Игорь. – Смотри, он еще больше, чем ты, перепугался. Вон как улепетывает! Со всех своих шести ног!

Игорь спустил девочку на землю, присел рядом на корточки, и они вместе принялись разглядывать этого муравья, который и в самом деле мчался к спасительной траве.

– Он упал? – всхлипнула малышка. – Я его сбросила! Он ударился? Ему больно?

– Нет-нет, – успокоил ее Игорь, осторожно поглаживая по мягким кудряшкам. – Конечно, он упал с очень большой высоты! С огромной! Но на самом деле он не упал, а мягко опустился на землю. Это называется – спланировал. Он слишком легкий для того, чтобы разбиться. Он даже не почувствовал удара. Нам кажется, что воздух легкий и прозрачный, а для крошечного муравьишки воздух очень плотный. Он как бы держит его крошечное тельце и помогает ему осторожно опуститься на землю. Видишь, как быстро он побежал? Значит, ему совсем не больно!

– Это хорошо, – сказала девочка очень серьезно, и Ольга не выдержала – засмеялась. Игорь почти слово в слово повторил то, что она прошлым летом вычитала в каком-то журнале и рассказала мужу. Он повторил даже ее ласковые, «детские», как он это назвал, интонации!

– Ты со мной разговариваешь, как с ребенком! – усмехнулся тогда Игорь.

– Я тренируюсь, – объяснила Ольга. – Когда у нас родится ребенок, я буду с ним разговаривать именно с такими интонациями. Чтобы ему было еще интересней то, что я говорю, и еще понятней.

Игорь взглянул настороженно:

– Когда у нас родится ребенок?.. А ты… ты уже?

– Нет, я еще! – покачала головой Ольга.

Она сама себе не доверяла: цикл у нее был неравномерный, иногда задержка «на пустом месте» случалась месяца на два, именно поэтому она не имела представления о том, что беременна, когда нашла на лестнице тот проклятый пистолет и принесла его своему мужу.

Проклятый, да, проклятый… Из-за него Ольга лишилась ребенка. Он был еще так мал, что пол его было невозможно определить. Так сказали врачи. Поэтому Ольга даже не знала, кто у нее родился бы, мальчик или девочка.

И вдруг ее словно толкнуло что-то в сердце! Эта голова в хорошеньких кудряшках… вспомнилась ее собственная детдомовская фотография… Ольга внимательней взглянула на девочку. Эти волосы, эти удлиненные серые глаза с ярким черным ободком вокруг радужки, эти брови домиком… точно такие же на той фотографии у самой Ольги. А прямой изящный нос, длинные ресницы и очень четко вырезанные темные губы – это от Игоря.

Что? Что это лезет в голову?! Она что, решила, будто это девочка – их дочь? Их так и не родившаяся дочь?!

Нет, она ведь умерла. Как же Ольга может ее видеть?!

Она метнулась к малышке, протягивая руки, но не смогла дотронуться до нее. Девочка на нее даже не взглянула, хотя руки Ольги словно бы прошли сквозь ее тело.

Призрак, это призрак, это несбывшаяся мечта!

Ольга повернулась к Игорю, который, казалось, не замечал ее, осторожно простерла к нему руки… она даже ощутила кончиками пальцев тепло его тела, однако он отшатнулся, повернулся к жене, и та увидела ужас в его устремленных на нее глазах.

У Ольги сжалось сердце. Как давно, как давно, как бесконечно давно она не видела этих глаз – невероятных, удивительных, бесконечно любимых! С того зимнего дня, как рухнула их жизнь, под обломками которой оказались погребены они оба, глаза Игоря были закрыты. А сейчас он смотрит, смотрит на нее! Но почему в этих черных глазах нет любви, почему в них только страх?