Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Говорю тебе, солдат, — глухо отозвался посланник, — что сегодня я готов нарушить все законы мироздания ради… кого-то такого, как я. Но я не в силах сделать то, чего ты желаешь.
— Если хочешь сделать это — сделай, — произнес, почти промурлыкал кот настолько неразборчиво, что его почти не поняли.
Посланник и сидевший рядом с Баргом легионер обернулись к нему. Кот весь дрожал, потрясенный переполнявшими его чувствами.
— Воины убивают воинов, хорошо, — еще более низким голосом сказал он. — Но трупоеды… Трупоеды и воины… Это не законы войны, здесь одни лишь законы стервятников. Отдай ей глаза этого легионера!
— Сделай это, господин, — попросил Барг.
— Если бы я мог… — обессиленно прошептал посланник, вставая.
Вжавшийся в узкую щель между камнями, пробитый стрелой стервятник неожиданно ожил и издал слабый клекот. Полный ненависти кот зашипел и подпрыгнул, словно от удара в живот, но, прежде чем он упал на напружинившиеся лапы, из которых уже выдвинулись копи, лежавший на земле Брошенный Предмет внезапно засветился. Сидевший рядом с Баргом солдат вскрикнул и вскочил, когда на дне впадины зашумел бирюзовый вихрь; с сухим треском из этого вихря вырвались две или три зеленые молнии, ударив в издыхающую птицу. Среди камней взлетели в воздух обгоревшие перья, клуб дыма принес запах обуглившегося мяса. Одновременно лежавшая на земле девушка, подброшенная некоей силой, внезапно дернулась, изогнулась дугой и с криком села, прижав ладони к лицу.
Бирюзовый вихрь втянулся в Серебряное Перо.
Потрясенные люди смотрели друг на друга. Кот тяжело дышал, широко растопырив лапы, все еще готовый броситься на стервятника. Видно было, что он ошеломлен в не меньшей степени.
Армектанка отняла руки от лица, и все увидели полный ужаса взгляд серых глаз. Все еще крича, она бросилась к посланнику, первому человеку, которого увидела, и с плачем припала к нему.
— Стервятник! — потрясенно повторяла она. — Стервятник… стервятник…
Посланник обнял ее, но не в силах был вымолвить ни слова.
— Спасибо, господин, — сказал десятник. — Значит, иногда… вы все-таки можете совершить невозможное… Теперь я уже могу умереть. Я знаю, что сюда стоило прийти.
Девушка еще раз пронзительно вскрикнула, поверх плеча Дорлана увидев бледное лицо десятника и стекающие из пустых глазниц две тонкие струйки крови.
— Барг! — с плачем проговорила она. — Барг… о нет!..
— Поможешь мне, старый друг? — спросил несчастный солдат, явно обращаясь к своему товарищу. — Мне теперь даже этого самому не сделать…
Тройник все понял, но не в состоянии был произнести ни слова; он лишь покачал головой.
— Поможешь?
— Я, — произнес Рбит. — Отойдите все.
— Басергор-Кобаль… — проговорил мужественный десятник. — Это большая честь…
— Для меня, — закончил кот. — Не для тебя, воин, но для меня. Идите отсюда, — велел кот посланнику и плачущей девушке, а потом обратился к стоявшему как статуя, судорожно ломавшему пальцы солдату: — Позволь мне, легионер. Или сделай это сам.
Тот не знал, что сказать. Однако в конце концов старое, закаленное в боях сердце забилось сильнее, и тройник заплакал, как плачут только солдаты: уронив лишь пару скупых, но воистину непритворных слез.
— Прости меня, десятник, — пробормотал он. — Разрешаю тебе, кот… Так надо.
Потом повернулся и, подойдя к каменной стене, с которой свисала веревка, помог посланнику обвязать вокруг пояса все еще плачущую подсотницу.
Он поднялся последним.
По низкому небу края дождей ползли клубящиеся тучи. Глянув наверх, кот сказал о них легионеру.
— Они всегда были и будут, — проговорил Барг. — Попрощаемся, господин. Пора.
— Сейчас?
— Сейчас, кот… Давай…
Из разорванной когтями шейной артерии ударила алая струя.
— Я буду помнить о тебе, воин.
Рбит оставался возле солдата — до самого конца.
Его благородию Р. В. Амбегену, надтысячнику — коменданту Громбелардского легиона, почетному сотнику Громбелардской гвардии в Тромбе
Мой неизменный товарищ и друг!
Помня о давнишней совместной службе во славу и защиту империи, обращаюсь к вашему благородию с просьбой о помощи в деле необычайно важном. А именно, двадцать верных и испытанных воинов из моей личной свиты отправляются в путешествие, опасности и тяготы которого ты лучше всего сможешь оценить сам, будучи громбелардцем и опытным солдатом. Речь идет о том, чтобы достичь границ Безымянных земель, обычно называемых у вас Дурным краем. Весьма был бы рад любым советам, которые ваше благородие мог бы дать командиру отряда; особо рекомендую его вашему благородию как моего сына, друга и наследника. Со всеми вопросами и сомнениями, ваше благородие, обращайся к нему, и получишь ответы столь же откровенные и исчерпывающие, как если бы их дал тебе я сам…
— Должен признаться, господин, — произнес Р. В. Амбеген, военный комендант Громба, — что я все еще не могу до конца прийти в себя. Если не от самого вашего предприятия, то по крайней мере от его размаха.
Оветен, сын Б. Е. Р. Линеза, коменданта Армектанского легиона в Рапе, был высоким, хорошо сложенным тридцатилетним молодым человеком, с отважным и открытым лицом солдата. В соответствии с армектанской модой он не носил бороды, только густые темные усы, чуть приподнимавшиеся с левой стороны к небольшому шраму на щеке. Одет он был скромно (слишком явная демонстрация богатства в Армекте не приветствовалась — мужчина-щеголь легко мог стать объектом насмешек); на нем была добротная кольчуга, а сверху — коричневая кожаная куртка, подпоясанная ремнем, на котором висел обычный гвардейский меч, короткий и довольно широкий, с наклоненной вниз рукояткой. Из-под кольчуги виднелись суконные штаны, заправленные в голенища высоких сапог. Амбеген с удовольствием отметил, что молодому человеку присущи черты прирожденного воина, что делает его похожим на отца не только внешне.
Они сидели за большим столом в помещении, наводившем на мысль о тюремной камере; однако именно так выглядели обычные «апартаменты» имперских командиров в громбелардских гарнизонах.
— Мне легко понять, — снова заговорил старый комендант, — когда какой-нибудь авантюрист отправляется в Дурной край за сокровищами, не полагаясь ни на кого и ни на что. Но ведь у его благородия Линеза, — Амбеген постучал пальцами по лежащему на столе письму, — есть и возможности, и средства… Почему не морем? Да, прибрежные воды находятся уже в пределах Дурного края, но все же легче проделать путь в несколько миль по воде, чем преодолевать Тяжелые горы!
Оветен кивнул.
— Морские экспедиции уже были, — коротко ответил он. — Две. Ни одна не вернулась.