— Дмитрий, пропусти меня к государу! — да что там опять творится? Я поднял голову от бумаг и посмотрел на дверь кабинета.

— Не могу я никак пропустить, Леонард Паулевич, — Митька говорил устало, похоже, что этот спор длился уже давно. — Я могу вставить в расписание государя аудиенцию через два дня. Как раз есть свободный час как раз в полдень.

— А почему не завтра? — Эйлер, а это был именно он, начал выказывать нетерпение. Для него это было не слишком характерно, все-таки он был более сдержанный, чем тот же Бильфенгор.

— Потому что на завтра запланирована охота, — Митька вздохнул. — В честь окончания траура и полной победы над болезнью, поразившей монастырь.

— А почему только час послезавтра? — мне даже интересно стало, что же такого он хочет от меня, если так настаивает на встрече. Обычно ученые сами не стремились привлечь мое внимание. Это я частенько любил нагрянуть к ним без предварительного предупреждения.

— Потому что в час пополудни состоится большое собрание Священного Синода и неизвестно, когда оно закончится, — голос Митькин зазвенел, видимо терпению всякому есть предел. — Но, ежели не хочешь на то время, можно перенести на следующую неделю, или ждать, кого государь Петр Алексеевич сам к вам пожалует. Вот тогда можешь запросто поговорить, как это обычно и происходит, — последнюю фразу он пробурчал, видимо, вот такие общения «запросто» вызывали у Митьки раздражение и чуть не оскорбляло его представление об облике государя.

— Хорошо, я приду послезавтра, — раздраженно бросил Эйлер, после чего в приемной воцарилась тишина.

Почти минуту я прислушивался, но, так ничего и не услышав, поднял список монастырей и церквей, расположенных на территории Кремля. М-да, вою будет послезавтра… А с другой стороны, если уж у Екатерины, той, что в жены дофина сосватана, почти получилось в этом вертепе порядок навести, то и у меня получится, в конце концов, я мужчина. Отложив план Кремля, я еще раз перечитал письмо застрявшего в Галиции Феофана Прокоповича в котором он полностью меня поддерживал и даже сам лично выдвинул несколько тезисов, которые я использую в своей речи.

В который раз пробежавшись взглядом по письму, я отложил его в сторону и потянулся. Хватит на сегодня. Пора проверить, как обстоят дела с приготовлениями первого на моей памяти бала, который скоро должен состояться здесь, в Лефортовом дворце. К счастью я не являлся хозяином вечера, поэтому мне совершенно не нужно было торчать там все время, встречая гостей. Бал был посвящен победе над эпидемией и представлению народу моей невесты, а также само обручение, которое формально состоялось в Париже, но я-то на нем не присутствовал. Так как здесь в Лефортово уже месяц болтался брат Филиппы, я так и не смог назвать мою принцессу Елизаветой, и его, хм, подруга, то и саму принцессу можно было привести сюда, предоставив ей апартаменты в том крыле, которое было отдано французам. Таким образом все правила приличия были соблюдены, а я мог хотя бы ее видеть, разговаривать, в общем, мы могли, наконец-то, познакомиться поближе, и не быть друг для друга незнакомцами, стоя возле алтаря.

Действительно, хватит уже сидеть здесь, перед смертью все равно не надышишься, нужно уже направляться в свои комнаты, чтобы начать готовиться к балу, хозяйкой которого я назначил откровенно скучающую герцогиню де Виллар. Да-да, подруга Орлеанского шевалье была замужней женщиной, но с мужем, герцогом де Виллар предпочитала не встречаться. Жили они раздельно, ребенок у нее был не от него, в общем, обычная аристократическая семья нынешней Франции. Но, граф Румянцев по секрету мне сообщил, что, возможно, Амалия-Габриэла не наставила бы муженьку рога в такой весьма циничной форме, если бы он ею интересовался, и, хотя бы, подарил наследника. Проблема заключалась в том, что герцог да Виллар вообще не интересовался женщинами. Всю свою сознательную жизнь герцог интересовался высокими, физически крепкими светловолосыми молодыми мужчинами, и вот я-то как раз пришелся ему по вкусу, когда он увидел русского офицера, скучающего на балу у герцогини Орлеанской. Ну а так как я практически не танцевал, и ни одна охотница за скальпами не смогла похвастаться тем, что сумела узнать меня поближе, то это повысило градус симпатии, потому что вызывало определенные вопросы. Я в это время ел. Я, черт его подери, в это время ел! В общем, Александра Ивановича чуть не обвинили в покушении на убийство государя императора, потому что подавился я тогда серьезно. Понимаю, это он мне отомстил за то, что я приставил его к французам, которые в тот момент въехали в Смоленск, уже ставший моим, и в котором вовсю обживались как солдаты, так и клерки, и подоспевшее духовенство. Тем не менее осадочек остался, хотя я, хоть убей, не помню герцога, даже как он выглядит.

В кабинет заглянул Петька.

— Государь Петр Алексеевич, пора уже, — намекнул он мне на стремительно приближающееся время бала. — Да, ее высочество уже здесь в выделенных ей комнатах, — как бы невзначай добавил он. Я же только моргнул, почувствовав, что сердце сделало в груди кульбит. А ведь я волнуюсь, еще как волнуюсь. Тем более, что я ее не видел ни разу с того времени, как мы разговаривали на конюшне в Польше. Запланированная ассамблея не состоялась по понятным причинам, а когда Лерхе разрешил всем выходить, потому что новых случаев заболевания в течении десяти дней не наблюдал, то Филиппа осталась в монастыре, помогая выжившим сестрам хоть немного привести обитель в порядок, и для того, чтобы принять православие.

— Иду, — я поднялся из-за стола, и мой взгляд упал на чугунную пластинку, лежащую на столе, которую я не спешил убирать. Это напомнило мне о визите Демидова, на котором, кроме нас присутствовал также и Петька.

Демидов вошел в кабинет решительно без робости. Отвесив земной поклон, он сел, повинуясь моему приглашению и тут же без разговоров бросил на стол эту пластинку.

— Что это, Акинфий Никитич? — я поднял пластину и удивленно повертел ее в руках, затем передал Петьке.

— Это чугун, который льют на моих заводах, государь Пётр Алексеевич, — ответил он, не сводя взгляда с пластины.

— И зачем ты мне его принес, проделав такой огромный путь, Акинфий Никитич? — я все еще удивленно смотрел на чугун в руках в Петьки, который тоже не мог понять, в чем тут дело.

— Я привез его, государь Петр Алексеевич, чтобы показать, — вздохнул Демидов и, видя полное непонимание на моем лице, пояснил. — Чугун дрянной, государь. Качество падает. Скоро пушка из него изготовленная хорошо еще пару раз пальнет, а то и на пару раз ее не хватит прежде чем развалиться.

— И тому есть причина? — я протянул руку, в которую Петька сразу же вложил пластину. Металл да металл, вот в чем я никогда не разбирался особо, так это в металлах и их сплавах, которые стояли на границе физики, химии, и бог его знает, чего еще.

— Руда истощилась, — Демидов провел рукой по подбородку. Видно было, что без бороды ему некомфортно, и сбрил он свое украшение как раз перед тем, как сюда прийти, потому что в противном случае, его бы даже не пустили во дворец. — Примесей много различных, а вот как от них избавиться, я не знаю, — ха, а вот я знаю, но Ломоносов только-только начал разбирать сваленную в сундук коллекцию минералов, когда он еще найдет нужные… — Я слышал, англичане какие-то печи особые используют, чтобы примеси убирать.