Никита, теперь давай ты!

У Никиты пока ничего не получалось. Но он, стиснув зубы,пытался снова и снова.

Гошке не терпелось опять влезть на доску, но он помалкивал.Но вот Никита упал в очередной раз и сказал:

– Гошка, иди, твоя очередь.

Гошка с замиранием сердца снова вскарабкался на доску, встали вдруг почувствовал странную уверенность в себе. Он схватил парус и понесся полегким волнам. На этот раз он продержался довольно долго и чувствовал себяабсолютно счастливым, даже когда свалился в воду. Вынырнув, он заметил рядоммаму, восторженно на него смотревшую.

– Мама, мама, ты видела, мама? Получилось! Получилось!

– Видела, Гошенька, видела! Ты доволен?

– Мамочка, не то слово!

А потом и у Никиты тоже стало получаться.

– Кайф! Какой кайфище! – кричал он, барахтаясь вводе. – Я даже не думал, что это так клево! Дядя Андрей, вы классныйучитель! Мама! Завтра надо взять фотик и снять нас!

Эта мысль Гошке в голову не приходила, но представив себе,как он покажет в Москве эту карточку Саше Малыгиной, он просто затрясся;

Короче говоря, радости ребят не было предела, а глядя наних, радовались и мамы.

День был солнечный, настроение у всех прекрасное. Послепляжа они опять выпили апельсиновый сок в кафе «Хуан и Пепе» и наконецпогрузились в маленький прокатный «форд – КА».

– Какой крохотулька! – усмехнулся Никита,забираясь на заднее сиденье. – Я таких в Москве сроду не видал.

– Да, вы обратили внимание, какие тут вообще маленькиемашины? – сказал Андрей Иванович.

Действительно, приглядевшись, они увидели, что на Майоркепреобладают совсем маленькие машины, в основном французские, «рено» и «пежо», атакже «форды» и даже несколько совсем маленьких «мерседесов» попалось им подороге.

Езды до Пальма-де-Майорка было минут двадцать. Город сразуже покорил их. Красивый, уютный, элегантный. Оставив машину на стоянке, онипошли бродить пешком.

Над городом возвышался ошеломительно красивый кафедральныйсобор. Они бродили по улицам, по Цветочному бульвару, где на каждом шагуторговали цветами.

– Как странно, – сказал Гошка, – в Москвевыбор куда больше.

– Да, – согласился Никита.

– Серьезно? – удивился Андрей Иванович. –Красивая сейчас Москва?

– Очень! Пап, ты должен приехать, посмотреть сам…

Андрей Иванович натянуто улыбнулся:

– Может быть… Может быть… Парни, а вы не проголодались,а? Предлагаю наведаться в рыбный ресторан. Вы как?

– Согласны! – в один голос ответили Гошка сНикитой.

– А по дороге заглянем на рыбный рынок, он где-то тутнедалеко…

– А ты откуда знаешь?

– Я уже был позавчера. Ага, вот он, зайдем на минутку,это интересно!

Чего только там не было! Рыба всех цветов и оттенков,какие-то морские гады, креветки невиданной величины, крабы, омары…

И пахло только морем и свежестью, никакой рыбной вони.

– Гошка, смотри какие! – воскликнул Никита,указывая на громадных полосатых креветок.

– А как тут все дорого, – сообразил Гошка, увидавценник. – Они стоят сорок пять долларов кило! – перевел Гошка песетыв доллары.

Доллар стоил сто пятьдесят песет.

– А какая красота! Вы только взгляните на этурыбу! – восхищался Андрей Иванович. – Но в Брюсселе рыбный рынок ещеболее роскошный! Там вообще можно с ума сойти.

– Ты и в Бельгии был? – заинтересовался Гошка.

– Был. Из Германий я много куда ездил, да и вообще заэти годы я постранствовал достаточно… И вот Бог привел на Майорку, где явстретил сына… – Голос у него слегка дрогнул. – Ну все, пошли обедать, яголоден как волк.

– Сейчас, пап, я только поснимаю тут…

Гошка и Никита фотографировали диковинных рыб, засыпанныхколотым льдом.

– Я вас на улице подожду, курить охота! – сказалАндрей Иванович.

Он ждал их на лавочке неподалеку от рынка.

– Сядьте на минутку, я сейчас докурю…

Рядом с лавкой стояла урна, а на ней лежала довольно толстаягазета. Кто-то даже не потрудился сунуть ее в урну. И на первой полосе Никитасразу увидел прекрасную незнакомку. На фотографии она была живая. Он мигомсхватил газету, отделил первую полосу и сунул в сумку. Андрей Иванович, занятыйразговором с сыном, ничего не заметил.

После обеда они снова бродили по городу, болтали, смеялись,ели мороженое, а потом заблудились и долго не могли отыскать стоянку, гдеоставили машину. Только изредка Никита вспоминал о газетном листке, лежащем всумке, и ему на мгновение делалось грустно.

Андрей Иванович взглянул на часы и сказал:

– Вот что, друзья, уже пятый час. Надо бы еще сегодняискупаться, как думаете?

– Да, да, конечно!

– Тогда надо ехать. Сейчас попробую спросить, как найтистоянку.

Он огляделся и подошел к пожилому мужчине, который завязывалшнурок на ботинке. Едва он распрямился, как Андрей Иванович заговорил с нимпо-немецки. Тот только руками развел, не понимаю, мол… Андрей Ивановичзаговорил по-английски. Тот же эффект. И тогда он заговорил по-испански,неуверенно, запинаясь, но заговорил! И мужчина заулыбался, что-то сказал и сталтыкать пальцем в ту сторону, откуда они пришли. Оба рассмеялись, пожали другдругу руки, и мужчина удалился.

– Пап, ты говоришь по-испански? – ахнул Гошка.

– Ну, так это назвать нельзя… Я говорю из рук вонплохо, но понимаю многое. Я жил несколько месяцев в мексиканском квартале, ну икое-чему научился… Но предпочитаю объясняться по-английски или по-немецки.Идемте скорее!

Когда они вернулись в Кан-Пастилью, прокатный пункт был ужезакрыт. В глубине души Гошка даже обрадовался, он слишком устал, а послеутренних успехов позориться не хотелось. Нечто подобное ощущал и Никита. Онипросто плавали, лежали на песке, снова плавали… Потом Никита вдруг решилсяспросить:

– Дядя Андрей, а вы… читаете по-испански?

– Немножко, книги, конечно, мне не по силам, но вывескичитаю, – со смехом ответил Андрей Иванович.

– А газету можете?

– Газету? С грехом пополам разберу, наверное, а что тыхочешь?

Никита вытащил из сумки листок.

– Вот! – Он протянул газету АндреюИвановичу. – Что тут написано?

Гошка с удивлением взглянул на брата.

– Так… «Убийство на пляже». Зачем тебе это, Никита?