Мисс Пайк очень тронута, она говорит, что домашнее задание заключалось в том, чтобы подумать, как можно сделать модель корабля викингов. Но у нас получилось очень хорошо, его нужно поставить на выставочный стенд. Чарли очень горд собой. В следующий раз, прежде чем броситься в последнюю минуту выполнять какое-нибудь творческое задание, нужно будет уточнить у Кейт. Вернувшись домой, я решаю продолжить тему искусств и ремесел и покрасить старый стул из ванной комнаты ярко-желтой краской, оставшейся после ремонта моей спальни. Получается очень красиво, и в порыве вдохновения я крашу еще и кафельные плитки, которые сейчас дурацкого зеленого цвета. Быстро наношу краску на кафель и просто заставляю себя остановиться, чтобы не начать красить стены.

Поднимаюсь наверх поработать немного в кабинете, звоню Эдне, чтобы она пришла завтра, потому что мне нужно ехать на студию снимать ролик о каше. Потом срываюсь в соседнюю деревню на сеанс ароматерапевтического массажа к женщине, которую рекомендовала Кейт. Сам массаж замечательный, но мне не очень нравится музыка, которую она ставит: много флейт и звуки китов, переживающих какой-то эмоциональный кризис. Я как-то не уверена, что киты — подходящие животные, способные вызвать положительные ассоциации у человека, задрапированного в полотенца и одетого лишь в трусики.

Массажистка говорит, что у меня очень напряжены плечи, нужно расслабиться. Я понимаю, что это хороший совет, а если бы она еще согласилась забрать Чарли из школы и приготовить ужин, то я бы уж точно максимально приблизилась к полному расслаблению. Она дает мне бутылочку массажного масла и советует добавить его в воду, когда я буду принимать ванну сегодня вечером, а еще бутылочку минеральной воды — ведь необходимо восстановить водный баланс. Я обещаю ей так и сделать и чуть не врезаюсь в изгородь по дороге домой: послушно глотаю воду из бутылки, на руле только одна рука, а тут неизвестно откуда возникает машина прямо на середине дороги. «Вольво», конечно. За рулем — старичок, едва выглядывает из-за руля, сидит на подушках. Он приветливо машет мне, проезжая мимо, я отвечаю ему тем же. К несчастью, именно в той руке, которой я машу, бутылка с водой, так что теперь вся машина мокрая, а брюки выглядят так, как будто я не успела добежать куда надо.

Я чувствую себя даже спокойнее и увереннее, чем обычно, уже переодела брюки, и мне хочется попробовать, подействует ли мое состояние на Чарли, который говорит, что он не устал, не будет принимать ванну, не идет ложиться спать и хочет поиграть в щелчки. Я ненавижу щелчки. Мне бы больше понравились шлепки. Я делаю массаж ему на ногах, ему очень нравится, и он просит помассировать еще и спинку. Расстилаю полотенце на своей кровати, и он ложится. Я начинаю делать массаж, он засыпает, я тоже. Просыпаюсь в десять и обнаруживаю, что масло все до последней капельки вытекло и, кажется, промочило одеяло насквозь. Проверяю автоответчик, там шесть сообщений, все о завтрашней работе. Решаю принять ванну.

Вода горяченная, ванная комната заполняется паром. Осторожно сажусь, потом ложусь, предвкушая долгую приятную процедуру. С удовольствием рассматриваю заново выкрашенные плитки и вдруг замечаю, что краска медленно сползает вниз и собирается желтыми лужицами по краям ванны. Потом она маленькими ручейками начинает стекать в ванну. Выскакиваю и начинаю бешено стирать краску. Испачкав два полотенца, понимаю, что мне нужна хорошая тряпка, иду за ней на кухню, оставляя следы по всему ковру. Я провожу ужасные полчаса с растворителем краски, резиновыми перчатками, средством для чистки ковров и множеством ругательств. Ванна наконец приобретает свой первоначальный цвет, но мне самой требуется жидкость для снятия лака, чтобы отчистить пятна краски с ног, а бутылочка почти пуста. Подошвы остаются бледно-желтыми. Я никогда больше не буду красить кафельную плитку. Никогда.

Заваливаюсь в кровать в страшно возбужденном состоянии и просыпаюсь, как мне кажется, через несколько минут: слышу, что пришла Эдна. Одеваясь, хожу на цыпочках, и мне удается уйти прежде, чем Чарли встанет. Приезжаю на студию рано, чтобы проконтролировать готовность кухни к съемкам; основное установили еще вчера. Монтировщики наверняка что-нибудь сделали не так, нужно еще раз все посмотреть. Барни, конечно же, захочет использовать утренние часы и рассердится, если что-то будет не готово. Декорации смотрятся хорошо за исключением буфета, который они поставили в совершенно не подходящее место. Мне приходится выяснять отношения с монтировщиками, я категорически отказываюсь платить дополнительно за то, чтобы они поставили буфет на то место, где он должен был стоять с самого начала. Они уходят, все еще ворча, но тем не менее поставив буфет на нужное место, и за дело принимается осветитель. Появляется актер и признается, что кашу терпеть не может, его от нее тошнит, и он надеется, что есть ее не придется. Мог бы и сказать об этом на кастинге, потому что весь сегодняшний эпизод о том, как он садится за стол и начинает есть вкусную горячую кашу. Конечно, ему не нужно есть эту кашу целыми мисками, но что будет, если его начнет тошнить прямо за столом?

Подтягивается съемочная группа, болтаются без дела, пока не приходит Барни. Он, как обычно, неторопливо и обстоятельно рассматривает съемочную площадку, потом поднимает скандал из-за кувшина для молока, отвергнув свой собственный предыдущий выбор. Я знала, что так будет, и, очень довольная собой, приношу несколько других на выбор, хоть он и говорил, что это пустая трата времени. Мое самодовольство, однако, быстро исчезает, когда он говорит, что они все бредовые, что у рыбака не может быть кувшина для молока белого китайского фарфора, любому идиоту понятно. Я уже собираюсь запихать кого-нибудь в такси и послать срочно в магазин купить несколько других, стараюсь заставить Барни сказать мне, каким должен быть, по его представлению, такой кувшин у рыбака, но тут он замечает старый голубой, с отколотым краем кувшин на подносе с кофейными чашками, которыми мы пользуемся в студии. Барни говорит, что это то, что надо, слава богу, мир восстановлен.

За время этого кувшинного кризиса вся команда устала, фактически уже время обеденного перерыва, и все ноют, что умирают от голода. Когда я говорю об этом Барни, он отвечает, чтобы я заткнулась. Ворчание команды усиливается. Это опасный момент, потому что, если я не начну действовать быстро, они от слов перейдут к делу, совсем как младенцы, которые, устав, вдруг кусают тебя в самый неожиданный момент. Я спрашиваю Барни, действительно ли он не голоден, проделав уже столько работы с утра; к счастью, он не замечает сарказма и соглашается сделать перерыв на обед. Вся команда заметно обрадовалась, за исключением электрика, который не может найти свои сигареты, потому что их спрятал Кевин. Я разбираюсь с этим, пригрозив Кевину отшлепать его, если он не будет себя хорошо вести. Это была ошибка с моей стороны, теперь все включаются в игру «отцы и дети» и умоляют, чтобы их отшлепали.

Барни смотрит на все происходящее сквозь пальцы и вдруг заявляет, что он не прочь и поработать, если все прекратят дурачиться. Команда быстро заканчивает обед, и все приступают к работе, продолжая, тем не менее, то и дело хихикать и называть меня Мисс Хлыстик. Заказчик так и не появляется, слава богу, и актера не тошнит — ну, почти. Нам все же приходится добавить немного бренди в кашу, чтобы ослабить его рвотный рефлекс. Это срабатывает, и, по счастью, мы заканчиваем прежде, чем он начинает терять координацию движений и его глаза становятся стеклянными. Мы делаем перерыв на чай, а потом еще долго снимаем саму упаковку миски с кашей, что страшно наскучивает Барни, он то и дело выходит на некоторое время.