Труба тряслась, громыхая проржавевшими стыками. Впереди уже маячил темный провал выхода, когда Грек подал знак остановиться. Загрохотала машина, проезжающая по насыпи. Замерла в ожидании тройка новичков. Труба дребезжала и гудела. В темном отверстии выхода было видно, как сверху посыпалась земля.

Ника с тревогой ждала, когда шум автомобиля начнет отдаляться, но не тут-то было.

Машина остановилась прямо за насыпью. Слышно было, как открылась дверца. По насыпи кто-то ходил. Шум шагов эхом отдавался в трубе.

– Угости сигареткой, Серый. – Просительный голос, казалось, раздался у самого уха.

– Достал ты меня, Ванюкин. – Вальяжный голос от души растягивал гласные звуки.

Судя по всему, Серый все же поделился с приятелем куревом. Голоса стихли, и долгое время стояла тишина.

Ника хотела повернуть затекшую шею, но передумала. Если здесь так слышен каждый звук, то и тем людям, стоящим над головой, шорох в трубе тоже много чего скажет. Ника стояла, боясь лишний раз вздохнуть, и молилась о том, чтобы все поскорее кончилось. Не потому, что ныла спина и затекли ноги – очень хотелось побыстрее оказаться в Зоне. После первых же шагов станет ясно, возможно ли в принципе осуществить то, что она задумала.

– Спокойно вроде, – негромко сказал Серый.

– Как думаешь, они и сегодня в Зону полезут?

Ответом на вопрос был снисходительный вздох.

– Ни за что не поперся бы туда. Ни за какие деньги. Чего они там все базарят о том, что без Зоны жить не могут? Мол, там типа жизнь, а у нас тут болото. Не верю я в это, Серый. Бабок надеются срубить по-быстрому. Так бы и говорили. А то адреналин… наркотик. Не-а, не полез бы я туда.

– А на Луну бы полез?

– При чем здесь это? Я вообще говорю.

– И я вообще. Никуда бы ты не полез, Воняев. Потому что ты трус.

Опять стало тихо.

– Двигатель перебрать надо, – задумчиво протянул Серый. – Что-то у меня холостые гуляют.

– Это… холостые гуляют. Попробуй пообщаться с женатыми.

Наверху хмыкнули. Потом послышались шаги.

– Дурак. Я о машине говорю.

– Это… А я о чем?

– Заводи давай, поехали. Ужин скоро.

Заурчал двигатель. К облегчению Ники, раздался шум отъезжающей машины. Только теперь она рискнула повернуть голову и с радостью услышала, как тяжело перевел дух Макс, стоявший за ее спиной.

– Что застыли, придурки? – прошипел уже снаружи голос Грека. – За мной. Во весь опор. И тихо, черти, тихо.

Именно «во весь опор» и бежала к колючей проволоке Ника, стараясь не упускать из виду широкую спину проводника. Ее не оставляла мысль о том, что военные устроили засаду. В темноте не было видно, куда делась машина. Да и времени не было на то, чтобы оглядываться по сторонам. Однако свербящее чувство между лопатками заставило ее прибавить ходу. В любой момент ожидая выстрела в спину, она почти обогнала Грека. Остановил ее не столько предупредительный жест, сколько колючая проволока, на которую девушка едва не налетела грудью.

Грек без труда отыскал предусмотрительно разорванные звенья колючей проволоки, отогнул их и, явно приглашая, кивнул в сторону образовавшейся дыры.

– Быстро, – только и сказал он.

Нику не надо было подгонять. Она заставила себя с максимальной осторожностью скользнуть в дыру, ощетинившуюся шипами. Сердце и все, чему полагалось быть внутри, вдруг сжалось в тугой болезненный узел. Ника тут же вскочила на ноги, сжимая в руках автомат, готовая сражаться до конца. Палец цеплялся за спусковой крючок, и только возня за спиной, а не впереди, откуда она ждала нападения, удерживала ее от выстрела.

Зона встретила пришельцев молчанием, в котором не было ничего общего с тем, к чему привык обычный человек. Глухая, абсолютная тишина, закладывающая уши и давящая на затылок.

Пахло близким дождем. Ветер нес из глубины Зоны пыль, запах гари и чего-то неуловимого, от которого оставался металлический привкус на губах.

Не все справились с первым препятствием. Краб порезал шею о колючую проволоку. В довесок к боли он получил еще и предупреждение от Грека.

Как только они оказались в месте, недостижимом для стрельбы из-за кордона, проводник резко остановился.

– Ты как хочешь, Краб. А я свои деньги уже отработал, – вкрадчиво начал Грек. – Ты в Зоне. Делаю тебе первое предупреждение. После третьего ты поворачиваешь назад и выбираешься отсюда как хочешь. То же касается и остальных. В любом месте и в любое время суток. Хочешь оставаться в обойме, сынок, следи за собой. Слепые собаки как акулы – они тоже чуют запах крови на расстоянии. Я скажу, когда можно будет безопасно для остальных порвать себе задницу. Без моего приказа можешь сделать только одно – пустить себе пулю в лоб. И то только после моей команды.

Ника с трудом уяснила себе логику бывшего вояки. Складывалось впечатление, что логика и Грек – две большие разницы, как говорят в Одессе. Одно она осознала совершенно точно. Предупреждение – это плохо. Два предупреждения – очень плохо. О трех, наверное, и заикаться не стоило. Это наверняка было в своде тех правил, о которых полдня бубнил Грек. Девушка решила на досуге поинтересоваться у Макса – он казался ей самым здравомыслящим, – все ли правила так безобидны, что в конечном итоге предполагают лишь отправку домой, или за нарушение некоторых полагается расстрел на месте?

Ночь постепенно наполнилась звуками. Чудились чьи-то острожные шаги, жалобные всхлипы, шепот. Стояла кромешная тьма. Грек не спешил включать фонарик. Как он умудрялся видеть в темноте, осталось загадкой для его спутников. Проводник шел первым, причем напролом, нимало не заботясь о том, что колючие ветви, отведенные его рукой, били кого-то по лицу. А поскольку следом двигалась Ника, ей доставалось больше всех.

Ожидание смертельной опасности, всех этих слепых собак, выродков, живодеров, хозяев Зоны, постепенно сменила усталость. Зона хранила нейтралитет. Потрескивали сучья под ногами, порывы ветра студили разгоряченные лица. Было так, словно граница еще впереди.

Ника думала лишь о том, как бы не потерять из вида проводника. В отличие от новобранцев, он двигался значительно тише. Если бы не ветви, по-прежнему периодически хлеставшие по лицу, была опасность отстать в темноте всерьез и надолго. Девушка старалась идти за Греком след в след.

Старалась, старалась и перестаралась.

С размаху ткнувшись лбом в крепкую спину, она заслужила еще один весьма ощутимый удар – на этот раз локтем в бок. Проводник обошелся без предупреждения, и Ника была ему за это благодарна. Еще за то, что среди тьмы неожиданно обнаружилась заброшенная сторожка – полуразвалившаяся, с дверью, повисшей на одной верхней петле, с осколками стекла, торчащими из развороченной оконной рамы.

– Ты. – Грек ткнул пальцем Максу в грудь, когда они вошли внутрь сторожки. – Первый. Краб следующий. Потом Очкарик. Меня будить в пять тридцать. Подозрительный шум – тоже. Но зарубите на носу: шум должен быть очень подозрительным, иначе пеняйте на себя. Отбой.