Мистер Скратон, наш пучеглазый директор, наблюдал за нами из окна. Он велел мне отвести собаку домой. Я сказал, что пропущу обед, но он ответил, что это послужит мне хорошим уроком: впредь не стану приводить домашних животных в школу.

Миссис Лич, главная повариха, меня выручила. Поставила мою порцию риса с карри и булочку с заварным кремом в духовку, чтобы они не остыли, пока бегаю туда-сюда. Миссис Лич не любит мистера Скратона, поэтому она передала для моего пса большую мозговую косточку.

Утром встал, а у меня все лицо покрыто огромными красными прыщами! Мама говорит, что это от нервов, но я уверен, что во всем виновато неправильное питание. В последнее время мы только и делаем, что варим еду из пакетов. А может быть, у меня аллергия на пластик! Мать позвонила доктору Грею, но он сможет принять меня только в понедельник! А вдруг у меня лихорадка Эбола, и я весь район ею заражу! Попросил маму сказать, что случай неотложный, но она заявила, что я “всегда преувеличиваю”. Мол, от нескольких прыщей не умирают. Я глазам своим не поверил, когда она, как обычно, стала собираться на работу. Неужто работа ей дороже сына?

Позвонил бабушке. Она приехала на такси, забрала меня к себе и уложила в постель. Я сейчас у нее. Здесь чисто и спокойно. Лежу в дедушкиной пижаме, только что съел тарелку ячменного супа на говяжьем бульоне. Первый раз за много недель я нормально поел.

Наверное, мать разозлится, когда вернется домой и не найдет меня. Но, откровенно говоря, мой дорогой дневник, мне наплевать.

Первая четверть Луны

Вчера в полдвенадцатого вечера бабушка вызвала “скорую помощь”. Врач поставил мне диагноз: acne vulgari (9).

Сказал, что в подростковом возрасте это нормальное явление. Он считает, что лихорадки Эболы у меня быть не может, поскольку в Африку в этом году не ездил. Велел бабушке снять дезинфекционные простыни с окон и дверей. Бабушка сказала, что проконсультируется со специалистом. И тут врач психанул.

– Да у парня всего-навсего возрастные прыщи! – заорал он во все горло.

Бабушка пригрозила пожаловаться в городскую службу здравоохранения, но доктор только рассмеялся и ушел, хлопнув дверью. По дороге на работу заехал отец, привез мне домашнее задание по обществоведению и пса. Сказал, что, если к обеду я не вылезу из постели и не явлюсь домой, он из меня всю душу вытрясет.

После чего отвел бабушку на кухню, где они разговаривали на повышенных тонах. Я слышал, как он сказал:

– У нас с Полин полный завал, и единственное, чего мы еще не решили, это кому воспитывать Адриана.

По-моему, папаша начал заговариваться. Можно подумать, они когда-нибудь меня воспитывали!

Итак, самое худшее случилось: я весь в прыщах, а родители расходятся.

Они разводятся! Официально! Никто из них не хочет уходить из дома, поэтому гостевая комната станет спальней отца. Их поведение может плохо повлиять на меня, и я не стану ветеринаром.

Утром мама дала мне пять фунтов и велела не говорить отцу. Я купил биокрем от прыщей и новый альбом “Аббы”.

Позвонил мистеру Черри и сказал, что у меня личные проблемы и я не смогу некоторое время приходить на работу. Мистер Черри, оказывается, догадался, что родители разводятся, потому что отец отказался от подписки на “Космополитен”, который читала мать.

Отец дал мне пять фунтов и велел не говорить маме. Часть я истратил на лиловую бумагу и конверты, чтобы произвести впечатление на Би-би-си, когда пришлю им мои новые стихи. Остальное пойдет шантажисту Барри Кенту. Нет на свете человека несчастнее, чем я. Если бы не поэзия, я бы уже точно свихнулся.

С тоски отправился гулять, отнес пандориной лошадке два фунта яблок. Сочинил стихотворение о Бутоне. Записал его, когда вернулся в дом, который теперь и своим-то уже не назовешь.

Адриан Моул, почти 14 лет

БУТОН

Маленькая лошадка

Яблоки жует.

С годами, наверное,

Моя боль и пройдет.

Глажу то место, где Пандора сидела

В штанах-галифе и кепочке белой.

Дрожу. Ноги промокли,

Погода достала.

Пока, лошадка! Я так несчастен. Только

Соплей мне не хватало.

Послал стихотворение на Би-би-си. На конверте сделал пометку “Срочно”.

Второе после начала поста

В доме очень тихо. Папа сидит в пустой комнате и курит. Мама сидит в спальне и курит. Они почти ничего не едят.

Мистер Лукас уже три раза звонил маме. Но она только отвечает:

– Нет, еще рано.

Наверное, зазывает ее в паб, чтобы развеяться.

Отец перетащил к себе стереосистему. Слушает заунывные песенки и пялится в окно. Я принес ему чай, он сказал “спасибо” каким-то сдавленным голосом.

Когда я принес чай маме, она читала старые письма. Я узнал папин почерк.

– Адриан, ты, наверное, бог знает что о нас думаешь, – сказала она.

Я ответил, что Рик Лемон, молодежный лидер, считает, что в разводах виноват общественный строй.

– Отвяжись ты со своим строем, – буркнула мама.

Выстирал и выгладил школьную форму, ведь завтра в школу. Я уже неплохо управляюсь по хозяйству.

Мои прыщи так ужасны, что писать о них нет мочи. В классе меня засмеют.

Читаю “Человека в железной маске”. Отлично понимаю, что он чувствовал.

Притащился в школу, а она оказалась закрытой. За всем этим кошмаром начисто позабыл, что у нас каникулы. Домой возвращаться не хотелось, и я отправился к Берту Бакстеру. У него побывал социальный работник и пообещал сделать Штыку новую конуру, но помощник по хозяйству ему не положен. (Берту, не Штыку.)

В раковине опять скопилась грязная посуда за целую неделю. Берт говорит, что приберегает ее для меня, потому что я настоящий ас по части грязной посуды. Пока возился с тарелками, рассказал Берту о разводе родителей. Берт против разводов. Говорит, что сам был женат тридцать пять проклятых лет и ему обидно, когда кто-то норовит легко отделаться. Сказал, что у него четверо детей и никто его не навещает. Двое в Австралии, так что с них взятки гладки, но двум другим, по-моему, должно быть стыдно. Берт показал фотографию своей покойной жены. Сразу видно, что в те времена понятия не имели о пластической хирургии. Берт сказал, что был грумом, когда женился (грум что-то делает с лошадьми), и толком не понимал, что его невеста похожа на лошадь, пока не перевелся на железную дорогу. Я спросил, не хочет ли он снова увидеть живую лошадь. Берт ответил, что не прочь, и я повел его смотреть на Бутона.