Но мальчик колебался. Тогда кузина решила переменить тон и с кокетством промолвила:

— Ну, хорошо же, Эдуард, теперь я очень ясно вижу, что ты меня не любишь!

— Нет! Я люблю тебя!

— Значит, ты не хочешь, чтобы я тебя любила!

— Что ты… Осмелься только хоть немножко не любить меня!

— Так знай же! Если ты принесешь мне букет цветов, я отдам его козе, а когда ты захочешь меня поцеловать, я убегу…

Эдуард чуть не расплакался.

— Посмотрим, — возразил он, шмыгая носом, — если ты выбросишь мои букеты или откажешься меня поцеловать… Я ведь посильнее тебя, и я тебя отдую!

— Ого! А я заплачу и тоже буду драться!

Эдуард больше не сердился.

— Нет-нет, я не буду тебя бить! Я не хочу, чтобы ты плакала! — громко закричал он. — Кузина, извини меня, я был злой, нехороший… Прости меня, я сделаю все, что ты захочешь!

— Тогда никогда не возвращайся в лес, где эта большая, противная обезьяна может тебя убить или унести!

— Хорошо, не буду.

— И больше никогда не думай о своем луке, большом цветке и обо всем остальном!

— Нет, нет, клянусь тебе!

— Хорошо, — кивнула довольная Анна. — Тогда я тебя прощаю!

Итак, мир был заключен и скреплен поцелуем — к большому удовольствию негритянки. Когда дети поцеловались, она захлопала большими черными руками и громко засмеялась.

— Вот и хорошо! Вот и хорошо! — повторяла Мария. — Да, маленькая барышня знает, как за дело взяться, она будет настоящей хозяйкой!

После этого дети пребывали в прекрасном настроении, и каждый из них говорил приятное другому, чтобы забыть обидную ссору. Но вскоре Анна снова решила испытать послушание Эдуарда.

— Вот теперь ты стал милый, — сказала девочка нежным голоском, — и ты не должен забывать, что пора заняться географией. Мама и тетя Елизавета сейчас заняты, но они будут очень недовольны, если ты не выучишь урок к послеобеденному часу.

С этими словами Анна вытащила из-под стола старую, наполовину разорванную книжку. При появлении ненавистного учебника Эдуард нахмурил брови.

— Ах нет, этого не было в твоих условиях! — сказал он в сердцах.

Анна продолжала настаивать. Она убедительным тоном доказывала Эдуарду, как чудесно будет заниматься в беседке, что здесь ему никто не помешает, что за несколько минут он приготовит свой урок, а после будет совершенно свободен для прогулок. Под конец мальчик все-таки уступил ей и, надувшись, взял в руки книгу.

— Ты со мной посидишь, пока я выучу урок? — жалобно спросил он.

— Нет-нет, тогда ты опять будешь болтать, а не учиться… Ну, не ленись! Чем скорее выучишь урок, тем быстрее узнаешь, какой сюрприз я для тебя приготовила!

На самом деле Анна понятия не имела, о каком сюрпризе говорит — эти слова вырвались у нее случайно. Но Эдуард легко поддался на приманку сестры и открыл книгу с лихорадочным нетерпением.

Довольная Анна вышла из беседки вместе с негритянкой, которая, смеясь, шептала:

— О! Эта девочка будет настоящей хозяйкой!

* * *

Оставшись один, Эдуард по доброй воле снизошел до занятий и одолел почти половину своего урока, но вскоре география ему надоела. Мальчик отодвинул книгу и сел возле узкого окна, выходящего в сад со стороны, противоположной от дома. Ни о чем не заботясь, он наблюдал за красивыми насекомыми, что летали вокруг с монотонным жужжанием.

Туман еще не совсем рассеялся, и рыжеватые испарения, сквозь которые уже начинали проникать лучи солнца, словно обволакивали отдаленные предметы, слегка тушуя контуры. Эдуард замечтался, но вдруг движение на одном из деревьев в саду привлекло его внимание.

Поначалу мальчик ничего не заметил в темной листве, но, приглядевшись получше, он разглядел странную фигуру в самой густой части кроны. Фигура эта была неподвижной, и можно было принять ее за большие ветви, в которых она пряталась. Однако туман уже почти рассеялся, поэтому Эдуард смог рассмотреть бородатую голову и блестящие глаза. Без всякого сомнения, это был орангутан.

Сперва Эдуард очень испугался и поспешно отскочил от окна, но любопытство взяло верх. Расстояние между ним и орангутаном было слишком большим, чтобы перескочить его в один прыжок, — а значит, бояться нечего. Да и окошко беседки слишком узкое, зверю в него не пролезть.

Орангутан был весь покрыт рыжей шерстью, и только лицо было голое, серого цвета, с широким ртом и плоским носом. Маленькие глаза этого зверя показались Эдуарду ласковыми. Возможно, это объяснялось тем, что орангутану нравилось смотреть на мальчика не меньше, чем самому Эдуарду нравилось глядеть на орангутана.

Растянувшись на ветке, зверь не шевелился. Тогда Эдуард схватил со стола несколько бананов, оставленных на всякий случай Марией, и поднес их к окну. Съев один банан сам, другой мальчик бросил обезьяне.

Банан, конечно, пролетел бы мимо цели, но вдруг в воздухе мелькнула длиннейшая рука с огромной пятерней. Она молниеносно схватила фрукт прямо на лету и живо отправила его в рот, вооруженный страшными зубами.

Эдуард продолжал бросать орангутану бананы, и тот переловил их все с невероятной ловкостью. Эта игра пришлась мальчику по вкусу, и он совсем забыл про уроки. Бананы подходили к концу, и Эдуард уже раздумывал, где бы взять еще, когда услышал взволнованные голоса с другой стороны беседки. Орангутан, насторожившись, спрятался поглубже в листве, и Эдуард напрасно кинул ему свой последний банан — зверь не стал его ловить.

Между тем крики все усиливались, и мальчик вдруг отчетливо различил среди них суровый голос своего отца.

Подумав, что это подходящий момент для избавления от нудной географии, Эдуард отскочил от окна и, выбежав из беседки с другой ее стороны, внезапно остановился. Он почти сразу понял, что случилось нечто ужасное, заметив страх на лицах работников поместья. Они толпились вокруг одного из деревьев и взволнованно шумели: одни сыпали проклятьями, другие жалобно причитали, третьи плакали. Суровый и спокойный Ричард Пальме пытался говорить, казалось, со всеми сразу. Крики ненадолго затихали, но затем возобновлялись.

А потом Эдуард заметил доктора фон Штеттена. Он сидел на корточках и внимательно осматривал человека, который неподвижно лежал на земле. Рядом с ним стояли сержант и четыре солдата.

Пока никто его не заметил, мальчик осторожно протиснулся в толпу взволнованных рабочих и взглянул на того, кто лежал на земле. Это оказался малаец Дымящая Трубка. У него была разбита голова. Эдуард вздрогнул и уже собирался убежать — все-таки он не был настолько смелым, как хотел показать недавно Анне, — как вдруг доктор фон Штеттен поднялся на ноги и сказал:

— Господа, я могу утверждать, что несчастный умер от сильнейшего удара палкой