– How about your friend?[14]– Она кивает в сторону безногого, который по-прежнему неподвижно лежит всего в метре от нее.

– Dead. Not ту friend. No problem. But you have pain. No good so I run for help, okay?[15]

Она благодарит мальчика, и он тотчас убегает.

Через десять минут он возвращается с двумя врачами, которые представляются ей на ломаном английском. После беглого осмотра они подхватывают ее с двух сторон и несут в лагерь Красного Креста.

Прежде чем покинуть безрукого мальчика, она снова благодарит его.

Он с беспечным видом легонько целует ее в щеку.

– No problem, ma'am[16].

На следующий день комиссар Жанетт Чильберг последовательно изучила документы, собранные сержантом Йенсом Хуртигом: протоколы допросов, материалы следствий и приговоры. Все они касались избиений или убийств, сопряженных с садистическим насилием, и Жанетт констатировала, что во всех случаях, кроме одного, преступником являлся мужчина.

Исключение составляла Тюра Мякеля, которую только что, вместе с мужем, признали виновной в убийстве их приемного сына.

Ни с чем, хоть отдаленно напоминавшим увиденное на месте преступления на Турильдсплан, Жанетт прежде не сталкивалась и чувствовала, что ей требуется помощь.

Она сняла трубку и позвонила Ларсу Миккельсену из Государственной криминальной полиции, которая занималась преступлениями насильственного или полового характера, совершенными по отношению к детям. Описание она решила свести к минимуму. Если окажется, что Миккельсен может ей помочь, она углубится в детали.

Какое гнусное занятие, думала она, ожидая ответа.

Допрашивать и выводить на чистую воду педофилов. Какой же силой должен обладать человек, чтобы быть в состоянии просмотреть тысячи часов записей насилия и несколько миллионов фотографий истерзанных детей? Надо полагать, это вызывает ощущение безнадежности.

Можно ли после такого заводить собственных детей?

После разговора с Миккельсеном Жанетт Чильберг созвала следственную группу на новое совещание, где они пытались обобщить имеющиеся факты. Задача оказалась не из легких, поскольку зацепок на данный момент у них было не слишком много.

– Звонок на пульт дежурного поступил из района поблизости от небоскреба “Дагенс нюхетер”, – сообщил Олунд, размахивая листом бумаги. – Я это только что получил, и скоро мы будем знать точнее.

– Насколько точно? – кивнув, спросила Жанетт.

– Техники сказали, плюс-минус десять метров. В худшем случае… – Олунд умолк.

– А в лучшем случае? – ухмыльнулся Шварц. – Я имею в виду…

– Нам этого достаточно, – перебила его Жанетт. – С лихвой.

Выждав, чтобы завладеть их вниманием, она встала и подошла к доске, где висел десяток фотографий мертвого мальчика.

– Итак, что мы имеем? – обратилась она к Хуртигу.

– На газоне, где обнаружили труп, мы сняли отпечатки следов колес детской коляски и небольшого автомобиля. Автомобильный след принадлежит уборочной машине, но мы поговорили с уборщиком, и этот след можно отбросить.

– Значит, для перевозки туда трупа кто-то воспользовался коляской.

– Точно.

– А мальчика не могли туда принести? – спросил Олунд.

– Если человек достаточно силен, вполне возможно. Мальчик весил не более сорока пяти килограммов.

В комнате повисло молчание, и Жанетт предположила, что остальные, как и она сама, представляют себе, как кто-то разгуливает с упакованным в черный мешок для мусора трупом на руках.

– Когда я увидел, насколько мальчик изувечен, – нарушил молчание Олунд, – я сразу подумал о Харри Мякеля, и, не знай я, что он сидит в тюрьме…

– Тогда бы что? – с улыбочкой перебил его Шварц.

– Ну, я бы решил, что его-то мы и разыскиваем.

– Вот как? А тебе не приходит в голову, что все остальные уже успели об этом подумать?

– Прекратите препираться! – Жанетт углубилась в свои бумаги. – Забудьте о Мякеля. Зато я получила от Ларса Миккельсена из Государственной уголовной полиции сведения о неком Джимми Фюрюгорде.

– Кто такой Фюрюгорд? – спросил Хуртиг.

– Бывший солдат сил ООН. Два года в Косово, потом год в Афганистане. Ушел в отставку три года назад с неоднозначной характеристикой.

– Чем он интересен для нас? – Хуртиг открыл блокнот и отыскал чистый лист.

– У Джимми Фюрюгорда несколько судимостей за изнасилования и жестокое избиение. В большинстве случаев жертвами избиения становились иммигранты или гомосексуалисты, но еще Фюрюгорд, похоже, имеет привычку набрасываться на своих подружек. Три случая изнасилования. Дважды осужден, один раз оправдан.

Хуртиг, Шварц и Олунд, переглянувшись, согласно кивнули.

Заинтересовались, подумала Жанетт, но едва ли убеждены.

– Ага, и почему же этот боевой хрен уволился из частей ООН? – спросил Олунд.

Шварц вытаращился на него.

– Насколько я вижу, в связи с тем, что получил выговор за неоднократное использование проституток в Кабуле. Но детали отсутствуют.

– Значит, он не в заключении? – уточнил Шварц.

– Нет, освободился в конце сентября прошлого года.

– Но неужели мы действительно ищем насильника? – вставил Хуртиг. – И как могло получиться, что Миккельсен его упомянул? Он сам ведь не занимается преступлениями против детей?

– Успокойся, – продолжила Жанетт. – Для нашего расследования могут представлять интерес любые виды сексуального насилия. Этот Джимми Фюрюгорд, похоже, не самый симпатичный тип и вроде не гнушается детьми тоже. По крайней мере, однажды его подозревали в избиении и попытке изнасилования мальчика.

– Где он сейчас? – спросил Хуртиг.

– По сведениям Миккельсена, он бесследно исчез, и я направила фон Квисту мейл с просьбой объявить его в розыск, но ответа пока не получила. Вероятно, ему нужны более весомые аргументы.

Хуртиг вздохнул:

– Досадно, у нас так мало зацепок в деле, а фон Квист не самый отзывчивый из…

– Пока, – прервала его Жанетт, – займемся обычной рутиной и подождем, что скажут криминалисты. Будем работать методично, без предвзятости. Вопросы есть?