Он отказывается следовать взглядам Сийеса и уступает место Лефевру

В августе 1798 года мне только что исполнилось 16 лет. В конце февраля я покинул коллеж в Соррезе. У моего отца был друг по имени Дориньяк, который взялся отвезти меня в столицу. Дорога в Париж заняла восемь дней. В марте 1799 года я прибыл туда в тот самый день, когда впервые сгорел театр Одеон. Свет от пожара распространялся далеко вдоль Орлеанской дороги, и я поначалу решил, что это был свет от многочисленных фонарей, освещавших столицу.

Отец в то время жил в красивом особняке на улице Фобур-Сент-Оно-ре, № 87, на углу маленькой улицы Верт. Я приехал во время обеда. Вся семья была в сборе. Невозможно было выразить мою радость, когда я увидел всех моих близких вместе. Это был один из самых прекрасных дней моей жизни.

Была весна 1799 года. Республика всё ещё существовала, правительство состояло из пяти членов исполнительной Директории и двух палат, одна из которых называлась Советом старшин, а другая — Советом пятисот.

Отец принимал у себя тогда очень многих. Я познакомился там со своим ближайшим другом генералом Бернадоттом, а также с известнейшими людьми того времени — Жозефом и Люсьеном Бонапартами, Дефермоном, Нэйпиром-Танди (главой ирландских беженцев во Франции), генералом Жубером, Саличетти, Гаро, Камбасересом и другими. У матери я часто встречал г-жу Бонапарт и г-жу де Кондорсе, а также мадам де Сталь, уже ставшую знаменитой благодаря своим литературным трудам.

Я жил всего месяц в Париже, когда окончился срок действия законодательной власти и надо было готовиться к новым выборам. Отец, уставший от бесконечных волнений политической жизни и сожалея о том, что он не участвует больше в действиях нашей армии, заявил, что больше не согласится быть депутатом, что он хочет вернуться на действительную службу. События благоприятствовали его намерениям. После того как новый состав палат приступил к своей деятельности, произошла смена кабинета министров, в результате чего генералу Бернадотту поручили военное министерство. Он пообещал моему отцу отправить его в Рейнскую армию.

Таким образом, отец отправился в Майнц как раз в тот момент, когда Директория, узнав о разгроме Итальянской армии под командованием Шерера, решила послать в Италию нового главнокомандующего — генерала Жубера, управлявшего в Париже 17-й дивизией (ставшей с этого момента 1-й)[16]. Последняя должность освободилась, и Директория, понимая всю политическую важность этого поста, решила поручить его человеку способному и твёрдому в своих убеждениях. Бернадотт предложил это место моему отцу. Отец же, только что отказавшийся от политической деятельности для того только, чтобы вернуться на войну, отказался и от поста командующего в Париже, но Бернадотт показал ему уже подписанное предписание и добавил, что как друг просит его согласиться, а как министр он это ему приказывает.

Отец подчинился и уже на следующий день перебрался в штаб-квартиру Парижской дивизии, располагавшуюся в то время на набережной Вольтера, на углу улицы Сен-Пер, в здании, которое теперь разрушено, а на его месте построено несколько новых домов.

Отец взял себе начальником штаба своего старого друга, полковника Минара[17]. Я был в восторге от военного окружения моего отца. Его штаб был всегда полон офицеров всех рангов. Один эскадрон, один батальон и шесть пушек постоянно охраняли входы, и целые толпы ординарцев не прекращали то приезжать, то уезжать. Всё это забавляло меня значительно больше, чем переводы с одного языка на другой и обратно, на которые я убил уйму времени, находясь в Соррезе.

В Париже жизнь в то время была чрезвычайно оживлённой. Мы находились на краю катастрофы. Русские под командованием знаменитого Суворова вошли в Италию, где наша армия потерпела страшное поражение при Нови. Командующий генерал Жубер был убит. Суворов победителем двигался на нашу армию в Швейцарии, которой командовал Массена.

На Рейне у нас было мало войск. Мирные переговоры, начатые в Раштадте, были прерваны. Наши посланники убиты, и вся Германия стала вновь вооружаться против нас. Директория, вызывающая всеобщее презрение, не имеющая ни войск, ни денег на новый военный призыв, в поисках средств издала декрет об обязательном займе, который привёл к тому, что от неё отвернулись лучшие умы страны. Все надежды были обращены к Массене. Все уповали, что он остановит русских и помешает им войти во Францию.

Нетерпеливая Директория отправляла ему одно послание за другим, приказывая дать сражение. Но уравновешенный «Фабий-медлитель», не желая губить свою страну, выжидал какой-нибудь неудачный манёвр своего стремительного противника, который бы предоставил ему случай начать битву. Здесь стоит вспомнить анекдот, который доказывает, на каких мелочах часто держится судьба государства, как и слава главнокомандующих. Директория, отчаявшаяся подчинить своим приказам Массену, продолжала настаивать на даче сражения и решила отправить Массену в отставку. Однако, зная и боясь, что этот генерал, находящийся во главе армии, не примет свою отставку, если приказ будет послан простой почтой, она предписала военному министру отправить в Швейцарию офицера штаба с поручением публично передать Массене приказ об его отставке и вручить начальнику штаба Шерену грамоты, передающие ему командование армией. Министр Бернадотт конфиденциально сообщил об этих распоряжениях моему отцу. Отец их не одобрил и постарался объяснить, сколь опасно было накануне решающих событий лишить швейцарскую армию генерала, которому армия доверяла, и передать командование генералу, привыкшему работать в штабах, а не руководить войсками на поле брани. К тому же положение могло измениться. Нужно было поручить подобную миссию человеку достаточно мудрому, который был бы способен оценить положение вещей и не пошёл бы вручать Массене приказ об его отставке накануне или даже в середине битвы. Отец убедил министра поручить эту миссию его адъютанту г-ну Го, который должен был ехать к армии под вполне приличным предлогом — проверить, было ли поставлено то число лошадей, которое было предусмотрено в торговой сделке. Он отправился в Швейцарию с разрешением либо оставить у себя, либо передать Массене приказ об его отставке, а также верительные грамоты на командование армией генералу Шерену, в зависимости от обстоятельств, которые он смог бы оценить на месте. Таким образом, полномочия огромной важности были доверены простому капитану. Г-н Го не обманул доверие, которое, было на него возложено. Приехав в штаб-квартиру Швейцарской армии за пять дней до сражения под Цюрихом, он увидел, насколько войска беззаветно доверяли Массене, тогда как генерал был абсолютно спокоен и твёрд в своих решениях и не сомневался в успехе. Го сохранил полное молчание относительно своих секретных полномочий, присутствовал при сражении под Цюрихом и вернулся в Париж. Таким