Я снова взглянул на нее — хрупкую, тонкую, вечно начеку… Когда она не выдержит? Когда ее хребет все же переломится от той нагрузки, что она на себя навешала?

— Так, дорогая, — я взял ее за руки, не давая возможности отстраниться. — Понимаю, у нас уговор. И я играю по правилам. Через час жду тебя на крыше.

Феодора зависла.

— На какой крыше? — озадаченно спросила она. Понятно, совсем заработалась.

— На нашей, — я поднял палец наверх. — Я не могу тебя вывести в ресторан, потому что ты боишься сплетен. Но никто не запретит мне устроить тебе вкусный ужин, не выходя за пределы усадьбы.

— Ты в своем уме?

— Возражения не принимаются, — отрезал я и указал на часы. — Не опаздывай.

Оставив Феодору в недоумении, я вышел из крыла для слуг. Затея могла получиться либо блестящей, либо повалиться с треском. Что мог, я уже подготовил — стащил ключи от выхода на крышу, притащил туда бокалы, подушки и пару одеял. Питерские ночи были обманчиво теплыми — холодало в один миг, да еще и дождь мог пойти в любой момент. Но сегодня прогноз благоприятствовал посиделкам на воздухе.

Вино я купил еще в городе. Не хотелось потрошить семейные запасы. Продавец, поняв мой намек, что вино я искал для дамы, предложил мне розовое просекко. Дескать, шампанское слишком торжественно, а вот игристое из Италии — в самый раз. Ну, ему виднее…

С организацией питания тоже были нюансы. Как-то раз Феодора обмолвилась, что скучала по вкусу шавермы, которую ела, когда снимала комнату в Коломне. Она в таких красках рассказывала об этом шедевре авторства настоящего ливанца, что я не смог забыть. Пришлось по дороге из ювелирной лавки заехать еще и в Коломну.

Ларек ливанца я нашел быстро и договорился о том, что блюда привезут к воротам усадьбы в нужное время. Благо деньги позволяли оформить доставку даже там, где она не предусматривалась.

Черт, как же приятно было просто похлопотать над такими милыми глупостями после всей этой нервотрепки! Раньше я сторонился подобного, но сейчас взглянул на эту мороку совсем иначе. Приятно. В удовольствие. Ради того, чтобы увидеть улыбку на лицах близких, можно и не так расстараться. А ведь мне эта суета почти ничего не стоила.

Кажется, дежуривший возле моей спальни лакей начал что-то подозревать, но с расспросами не полез. Лишь единожды обеспокоился, что я зачастил с прогулками по коридору. Но я отбрехался под предлогом сборов к отъезду.

— Владимир?

Я обернулся на шепот Феодоры. Как раз заканчивал начищать бокалы. Самой непростой задачей было добыть на кухне лед, но я справился — наш сербский повар подсобил. Еще подмигнул так заговорщически… И достал ведерко с полки.

Феодора как раз вылезла на покатую крышу через дверцу, которую я оставил открытой. От улицы и лишних глаз нас скрывали кроны высаженных в саду деревьев, и можно было позволить себе не таиться от прохожих.

— Ох… Высоковато.

Я поспешил ей навстречу, чтобы подстраховать. На самом деле высота здесь была приемлемая — считай, третий этаж. Доводилось и на высотки лазать в юности. И, к счастью, Феодора догадалась в этой запаре сменить туфли на кроссовки.

— Сюда, мадемуазель, — я осторожно провел ее мимо широкой трубы и продемонстрировал приготовленное местечко.

— Вот так сюрприз, — моя дама изумленно улыбнулась, оглядев обстановку. Но тут ее носик сморщился, когда она почувствовала знакомый аромат. — Так… Погоди-ка… Нет! Быть не может!

— Может, — улыбнулся я, откинув кусок одеяла, в который закутал привезенное блюдо.

— Она самая…

— Ага… Правда, уже остывает.

Я и правда старался. Феодора покачала головой.

— Ну ты даешь. Впрочем, раз уж речь зашла о сюрпризах… — ловким жестом она развязала пояс своего платья на запахе.

— Матерь божья, — отозвался я, увидев представшую передо мной прекрасную картину. — Не возражаешь, если шаверма немного подождет?

* * *

Я настоял на том, чтобы прощание с домочадцами было максимально коротким. Они словно на войну меня отправляли, а кухарки натурально стали лить слезы. Хотя, казалось бы…

Поэтому когда к воротам подъехал стильный черный седан, я вышел встречать его в одиночестве. С собой у меня была любимая и уже слегка затасканная дорожная сумка с минимумом необходимого: две смены белья, одна смена одежды и мыльно-рыльный набор. Остальное, как я надеялся, позволят довезти по запросу.

И каково было мое удивление, когда с водительского места мне навстречу вышел брат Луций.

— Дисциплинарий? — слегка опешил я. — Вас уже в извозчики записали? Не низковато ли для вашей квалификации?

— Утро недоброе, — хмуро отозвался он и кивнул в сторону улицы. — Мне нужно кое о чем с вами поговорить, пока вас не забрали.

Значит, визит неофициальный. Интересно.

— В чем дело?

Луций с осторожностью огляделся по сторонам.

— Я скажу вам только факты. Предположения строить пока не готов. Я обнаружил пропажу отца Эребуса.

Я поставил сумку на брусчатку.

— Почему это вас удивляет? Его лишили статуса Примогена, наверняка наложили какие-нибудь санкции на деятельность. Ведь вы сами утверждали, что он дважды нарушил устав Ордена…

— Боюсь, вы неверно меня поняли, — торопливо процедил Луций. — Вы уже видели, какими способностями я обладаю. Я могу найти носителя Тьмы при помощи одного маятника.

— Впечатлен, да. И что, вы не можете найти Эребуса?

— Именно, — кивнул дисциплинарий. — Мой дар работает таким образом, что он ищет не конкретного человека, а Тьму в нем. Потому я никогда не ошибаюсь и потому стал дисциплинарием — это умение крайне ценно в моей работе. Сегодня утром я должен был отправиться к отцу Эребусу. Официальные бумаги и прочая бюрократия. И я не обнаружил его в его апартаментах.

— Переехал? Ссылка?

— О ссылке я бы знал. Члены Ордена не совсем свободные люди, вы же знаете. Мы передвигаемся так, чтобы нас можно было найти.

Ну да, это я уже понял. Кто спрятался — за тем придет злой и задолбанный вусмерть брат Луций и надает по сусалам.

— Хорошо, я понял. Вы не смогли найти его даже при помощи своего дара, верно?

— Именно! — Прошипел дисциплинарий. — И если Эребус не нашел способа избавиться от Тьмы, то это означает только одно. Что его нет в живых.

Я уставился на темного брата. Он как раз