Не раз и не два во время своих злоключений братья становились целью охоты, но всякий раз Гегель непостижимым образом чуял, когда преследователи оказывались рядом, и всегда узнавал, что за ними следили. Он об этих предчувствиях не распространялся, если ситуация того не требовала, поскольку много лет назад дядюшка объявил, что у Гегеля ведьмин глаз, – после того как мальчишка настойчиво потребовал, чтобы они спрятались за миг до того, как из-за поворота выскочил поисковый отряд. Гегелю такое название не пришлось по вкусу, как не понравилось бы оно всякому доброму христианину, но чутье его никогда не подводило.

Знакомое чувство, от которого волосы встали дыбом на загривке, подсказало ему, что кто-то наблюдает за ними из-за пределов светового круга, и, судя по полной тишине, подкрался он совершенно бесшумно. Более осторожный и хитроумный человек мог бы притвориться спящим, чтобы выманить наблюдателя на свет, или медленно потянулся бы к оружию. Такие разумные действия закончились бы для обоих Гроссбартов весьма прискорбно. Поэтому им повезло, что Гегель вскочил на ноги, укладывая стрелу на ложе арбалета, и заорал во всю мощь легких:

– Выходите, ублюдки!

Манфрид выкатился из-под одеяла и поднялся на ноги, схватив булаву и топор.

– Гости? – спросил Манфрид, моргая и вглядываясь во тьму.

– Не знаю, – еще громче заорал Гегель. – Гости выходят на свет по-честному! Только дураки и черти прячутся в ночи!

Из черноты раздался глубокий смех, и к ужасу Гегеля он послышался у него точно за спиной. Гроссбарт резко обернулся с арбалетом наизготовку, но цели для выстрела не нашел. Он направил наконечник в ту сторону, откуда, как ему казалось, раздался смех, но удержал палец на спуске, чтобы стрелять наверняка.

– Подходи к костру, – позвал Гегель чуть тише.

Манфрид подобрался ближе к брату, пытаясь высмотреть хоть что-то в безлунном лесу.

– Нет уж, спасибо, – прорычал из темноты голос, такой хриплый, словно незнакомцу в глотку насыпали гравия. – Если только вы потушите костер…

И снова хохотнул, от чего у обоих Гроссбартов в животе похолодело. Они сами привыкли выступать зловещими голосами из темноты и не горели желанием оказаться на другой стороне этого диалога. Манфрид попытался перехватить контроль над ситуацией. Он шагнул вперед и затянул нараспев:

– И любящие спасение свое да говорят непрестанно: «Велика Дева!»[8]

Вновь послышался утробный смех. Затем, помолчав, голос ответил:

– Моя госпожа куда ближе этой потаскухи, она живет в этом самом лесу!

– Стреляй! – прошипел Манфрид.

Несмотря на то что руки дрожали, Гегель выпустил болт на голос. В подлеске раздался шорох, и, пока Гегель неуклюже перезаряжал арбалет, Манфрид прислушивался, чтобы понять, куда перемещается незнакомец. Гегель наконец вновь поднял оружие, но вокруг царила тишина, если не считать ветра да их собственного громкого дыхания. А потом они услышали свистящий звук, точно хлыстом размахивали туда-сюда. Незнакомец, похоже, подобрался совсем близко и теперь скрывался у самого края светового круга от костра.

– Не по-христиански это, – пожаловался ночной гость. – Явились в мой дом и меня же и попытались убить.

– Что ты, вовсе нет, – отозвался Гегель. – У меня палец дрогнул.

Гость сдавленно захохотал, и этот смех встревожил их больше, чем голос, да и свистящий звук не добавлял спокойствия.

– Дрогнул, значит? Ну тогда совсем другое дело. В конце концов, путникам по ночам есть чего опасаться, особенно в лесной глуши, да еще так далеко в горах. Никогда ведь не знаешь, кто бродит в ночи.

– Это верно, – ответил Манфрид, мучительно понимая, что ему не нужно кричать, чтобы его услышали.

– Ужасно, ужасно давно, – проговорил незнакомец, – не было у нас гостей, которые поговорили бы с нами.

– Правда? – переспросил Гегель, сглатывая и пытаясь вычислить в темноте, где стоит чужак.

– В большинстве своем они просто кричат, как дети, и пытаются сбежать.

Оба Гроссбарта ничего смешного в этих словах не нашли, а последовавший продолжительный смех серьезно помотал им нервы.

– Вот, мы говорим, – заметил Манфрид. – И бежать не собираемся. Если кто и сбежит, ставлю, что ты.

Гегель не сумел улыбнуться в ответ на слабую ухмылку брата.

– Ну да, так оно и есть, друг.

– Думается, я мог бы заставить вас побегать, – прорычал голос. – Но, бьюсь об заклад, вы убежали бы, если б не перепугались так, что только молиться да штаны пачкать смогли. И всего-то мне для этого надо – сделать еще пару шагов к костру. Ну что? Хотите, чтобы я вышел на свет? Честь по чести, я выхожу.

– Нет-нет, так сгодится тоже, – быстро вмешался Гегель. – Тебе хорошо там, где ты, а нам хорошо там, где мы. Нет смысла… кхм… нет смысла…

– Вынуждать нас тебя убить, – закончил Манфрид фразу брата, но эти слова почти застряли у него в глотке.

Он был не какой-нибудь суеверный пентюх и знал, что темные твари являются ночью, особенно в глуши, куда редко заходят люди. Но все равно не стоило слишком переживать. Несмотря на студеный ночной воздух, по его лицу градом катился пот. Хохот, который донесся из темноты, заставил внутренности сжаться, а все тело – дрожать от нервного напряжения.

– Нет, этого допустить нельзя, – выдавил сквозь смех ночной гость. – Ни в коем случае.

– Так и знал, что он блефует, – прошептал Манфрид, но во рту у него пересохло, а лоб покрыли крупные капли пота.

– Нельзя, чтоб вы убили меня, это никуда не годится. Я ведь должен семью кормить, верно? – прохрипел незнакомец, но теперь голос зазвучал откуда-то сверху, из густых сосновых ветвей над головой.

Манфрид вдруг почувствовал тошноту и головокружение, поскольку даже его огромные уши не уловили никакого движения во мраке.

– Ага… – протянул Гегель, пытаясь заставить голос не дрожать, но все равно чувствовал себя странно и дурно.

Ведьмин глаз – если и вправду такой дар был ему дарован вместо обычной мирской интуиции, – гонял по телу холод, так, что вся кожа зудела и шла мурашками. Гроссбарт еле одолевал желание немедленно броситься прочь из этого, явно забытого Девой леса.

– Значит, решено, – наконец сказал Гегель.

– Верно, решено, – почти прошептал голос с дерева.

– Ты оставайся там, где сейчас, а мы останемся там, где мы сейчас, – подтвердил Гегель.

– Да.

– Хорошо, – выдохнул с облегчением Гегель.

– До утра.

– До утра? – Манфрид прикусил губу.