– Что-нибудь с мамой? – прохрипела она.

Доктор сбился с намеченного монолога и уставился на больную.

– Я, по совести сказать, про вашу матушку ничего не ведаю. А что – она тоже попала под трактор? И сейчас в нашей больнице?

– Нет, но… вы вот про психическое здоровье…

– Так это я про вас же! – раздраженно пояснил врач. – Просто все, что с вами произошло…

– И что? Я уже не вылечусь? Никогда-никогда? У меня не срастаются ребра? – в ужасе пробормотала Элька.

– Да нет же… – поморщился врач.

– А что? У меня еще что-то сломалось? – приготовилась к самому страшному Эля. – Или… или у меня образовался рак?

– Да с чего вы взяли? – замахал на нее руками доктор. – Вам что – этих напастей мало?

Элька уже видела – доктор чего-то недоговаривает. Только о чем он молчит? И мнется как-то…

– Немедленно говорите – что там у меня еще?! – взвизгнула она. – Я вижу – вы сидите и не можете мне главного сказать! Вы мне чего-то врете, чего-то не договариваете… Вон как у вас глазки бегают, прям как тараканы на свету! В глаза мне смотреть!.. Ой, простите…

Она спохватилась, но было поздно – пожилой врач обозлился.

– Да что вы себе позволяете?! – вскочил он. – Глазки у меня бегают! Я просто хотел вас предупредить, что мы вам назначили дополнительные анализы, поскольку нам стал известен печальный факт – над вами еще и надругались!

– Кто? – выдохнула Эля. – Кто вам сказал такую чушь?

Доктор вытаращил глаза:

– То есть как это кто? Вся больница говорит.

– А вы что – бабка, чтобы всяких сплетников слушать?! – уже несло Эльку.

– Я, знаете ли, дедка! И обязан проверять своих больных по всем показателям! Сегодня же будьте любезны сдать все анализы!

– Дичкова, – просунулась в дверь голова медсестры. – Я вашему мужу сказала, чтобы он вас не ждал. Он оставил вам цветы и бананы.

– Да заберите вы себе эти бананы! Что я вам – обезьяна какая, чтобы целыми днями бананами хрустеть! Во дает – взяла и выгнала моего мужа! – вызверилась Элька и снова повернулась к доктору. – Завтра же я покидаю ваше медицинское учреждение, вот!

– Ой, напугала… – бормотнул себе в усы врач и быстро вышел из палаты.

Вечером к Эле приехала мама и сразу развела бурную деятельность.

– Значит, так! – начала она прямо с порога. – Я уже договорилась – сегодня же забираю тебя из больницы. Будешь лечиться дома! И даже ничего мне не говори!

Мама в бессилии рухнула на кровать Эльки и проговорила удивленной Наденьке:

– Вы себе не представляете! Стоило только на один месяц уехать в командировку…

Эле едва удалось успокоить мать и договориться, чтобы домой ее увезли завтра утром. Все же ребра – это тебе не палец, срастутся неправильно, какую-нибудь кишку прищемят – и как Эльке дальше жить? Мама согласилась, но только трижды предупредила, что завтра прямо с утра… ну хорошо, в обед… Прямо-таки в обед она дочь и заберет.

А потом прибежали Аленка и Дина.

– Все, Эля, завтра домой! – радостно затарахтели они. – Только совсем не понятно – отчего это ты сегодня отказалась? Твоя мама нам звонила, очень расстраивается, что ты домой не хочешь.

– Так если бы она меня ко мне домой завезла! – воскликнула Эля. – Она же меня к себе потащит! А там у нее вечно друзья, коллеги… и я среди них буду на диване лежать, как медвежья шкура… Нет, я уж лучше завтра к себе.

– Да и мужа ей надо дождаться, – вдруг пояснила Наденька. – А то он опять придет, а ее уже и нет.

Девчонки молча повернули головы к подруге:

– Та-а-ак… Это что за муж у нас появился? И почему мы об этом узнаем последние?

– Девочки, не ругайтесь, – миролюбиво затрещала Эля. – О муже я еще позже вас узнала… Точнее – даже и не знаю, какого мужа мне тут приписывают. Наверняка какого-нибудь санитара дядьку Петро…

Наденька всерьез обиделась:

– И никакой не санитар! Он вообще здесь не работает. Честно говоря, я даже не успела подслушать, где он трудится, а зовут его и не дядька Петро, а Игорь! Каждый день бананы Элечке таскает!

Подруги, заслышав такую подробную информацию, вытянулись на стульях спицами и только медленно, всепонимающе качали головами.

– Та-а-ак… – пробормотала Динка. – Теперь нам все ясно… А я-то еще думаю: чего она домой не просится! Еще, дурочка, на Аленку наезжаю – возьми, мол, шефство над подругой. А подруга…

– Ну почему бы и нет, – пожала плечами Аленка. – Если так судьба сложилась, что она встретила своего суженого в больничной палате… А у него что переломано?

Эля одарила соседку по палате ненавидящим взглядом, тяжко вздохнула и предложила:

– А пойдемте, девочки, в холл! Там такие пальмы зеленые, как фикусы прямо!

– Это и есть фикусы, – снова влезла Наденька, подтягивая костыли. Она, конечно, приглашение Эльки отнесла и к себе тоже.

Однако сейчас Эльвире хотелось поговорить как раз без ее чутких ушей.

– Ты, Наденька, конечно, можешь отправляться с нами, только я сильно тревожусь: а ну как Женька придет, а тебя не обнаружит? Он ведь десять раз бегать не станет и по всем коридорам тебя высматривать не будет, ему шея не позволяет.

Наденька рухнула обратно на кровать так, будто ей переломили и здоровую ногу тоже.

– Да мне этот Женька… – презрительно надула она губки. – Только он мне должен шампунь вернуть, он у меня просил голову помыть, а сам все еще не принес. А шампунь не мой, ты же знаешь, Эля.

– Еще бы, – фыркнула та и вместе с подругами вышла из палаты.

– Ну давай, колись, – сразу же насела на Элю Динка, едва они укрылись в уютном зеленом уголке холла.

Эля немного попыхтела приличия ради, а потом буднично пожала плечами:

– Да чего там колоться… Этот Игорь как раз тот самый мужчина, который со мной местами поменялся перед самой аварией.

– Да что ты! – всплеснула руками Аленка.

– Деньги предлагал? – вспыхнул огонек в Динкиных глазах.

Эля поерзала на диванчике:

– Ну… Не то чтобы сразу уже деньги, но предлагал оплатить любое лечение, любую больницу…

– А ты?

– А зачем мне еще одна больница? – испуганно дернулась Эля. – Я из этой-то не сегодня – завтра съеду…

Динка расстроенно уткнулась в окно.

– Ну вот до чего ты глупая, Дичкова, а? Нет чтобы с этого паразита три шкуры содрать!.. Он же тебя…

– Ты, Динка, чего? – дернула подругу за рукав Аленка. – При чем тут этот Игорь-то? Это же не он в автобус врезался! Он и вообще мог не приходить, испарился и все, и никто ему слова не скажет.