отказать капитану нельзя было, не приняты такие вещи на востоке. Поехали к нему.

Тот жил в поселке алюминиевого завода, в квартире на четвертом этаже. Он усадил гостей в зале, принес чай и кое-что к нему. Только сел сам, как открылась дверь и вошла жена. Капитан с радостью представил ее Анвару и Нарзиеву, гордый, как догадался Хамзаев, за то, что она красива и молода, по меньшей мере, лет на десять-двенадцать моложе своего мужа, и за то, что было подчеркнуто особо, она «великая мастерица по части приготовления манты».

— Так что, дорогие гости, — произнесла она, широко улыбнувшись, — пока вы не отведаете их, никуда мы вас не отпустим.

— Она у меня инженер, работает на комбинате, — сказал капитан, когда жена ушла в другую комнату, — бывает, иногда пораньше выбирается домой.

— Мы поняли вас, — произнес Анвар, и все рассмеялись.

— А я думаю, — сказал Нарзиев, — почему это вы, товарищ капитан, тут живете. Теперь ясно.

— Да, брат, квартира предоставлена жене, а я, как говорится, на положении иждивенца.

— Итак, товарищ капитан, — громко сказала она, появившись в халатике, — распределим обязанности. Вы, мужчины, нарезаете мелкими кусочками баранину и сало, а я займусь тестом и приготовлю подливу.

— Я же говорил вам, — сказал капитан, — никакого уважения к главе семьи!

— Равноправие, — отпарировала она, подсев к мужу и прислонившись головой к его плечу. Она выпила глоток чая из его пиалы, встала и отправилась на кухню.

Обмен репликами между ней и капитаном происходил в шутливом тоне и Анвар подумал, что супруги, видно, живут душа в душу. Мелькнула мысль, что если и он когда-нибудь сойдется с Мавлюдой под одним кровом, то постарается, чтобы его отношения с ней были такими же. Тогда легче переносить неприятности.

— С моей женой не соскучишься, — весело произнес капитан, когда она прикрыла за собой дверь. — Ну, что, друзья, приказ домашнего капитана надо выполнять, а?

— У меня есть хороший товарищ, учитель, можно сказать, — заметил Анвар, — он тоже — капитан, но жену называет генералом. Наверно, потому что прожил с ней долго.

— Женам звания присваивает не министр внутренних дел, Анварджан, имейте это в виду, — сказал капитан и, встав, расстелил на столе клеенку, вытащил из холодильника мясо с салом и вооружил всех ножами. — Начнем, пожалуй...

В Душанбе Хамзаев и Нарзиев вернулись часам к девяти. Нарзиев предложил Анвару поехать к нему, мол, что вы одни будете делать в гостинице, переночуете у меня, кстати, с матерью моей познакомитесь.

— Я позвоню, — сказал Анвар и по телефону дежурного ГОВД набрал номер квартиры Мавлюды. Ответила, как понял он, мать. Он поздоровался с ней и попросил пригласить к телефону Мавлюду Сабировну.

— А вы кто? — спросила мать.

— Анвар из Термеза, — ответил он, улыбнувшись Нарзиеву.

— Запишите номер и позвоните по нему, — сказала женщина. — Мавлюда передала, чтобы обязательно вы позвонили ей.

— Спасибо, опа, — Анвар положил трубку и набрал новый номер. Повторилось то же, что и в первый раз, пока он не сказал, что он — Анвар из Термеза, Мавлюду не хотели приглашать к телефону.

— Пароль остается прежним, — рассмеялся Нарзиев.

— Но он, к сожаленью, уже известен кое-кому, Рустамджан.

— Я ничего не слышал, — сказал дежурный лейтенант.

— А я никому не выдам...

— Алло, Анвар-ака, — раздался в трубке голос Мавлюды.

— Добрый вечер, Мавлюдахон, — произнес Анвар, — не побеспокоил поздним звонком?

— Я же сама просила. Где вы?

— В милиции.

— Одни?

— С Рустамджаном.

— Передайте трубку вашему другу, пожалуйста, на минутку.

Он передал трубку. Разговор велся на таджикском языке, причем, скороговоркой, так что Анвар ничего не понял.

— Поедемте, Анвар-ака, — сказал Нарзиев, положив трубку.

— Куда?

— Тут, в городе. — Лейтенант первым вышел из дежурки.

— А что там?

— Вечеринка аспирантов. Мавлюда-опа решила ввести вас в круг своих знакомых.

— Гм.

— О чем это говорит? — сказал Нарзиев, устраиваясь на свое место. — О том, что молодая женщина имеет серьезные намерения и что их нужно всячески приветствовать!

— Ладно вам, Рустамджан, — произнес Анвар, сев в машину...

Машина остановилась в тупике улочки, утопающей в зелени. Фары высветили железные ворота и калитку — рядом. В глубине двора светились окна.

— Кажется, здесь, — сказал Нарзиев, подъехав почти к самым воротам. Он выключил свет и, как бы случайно, нажал на кнопку сигнала.

— Приехали, — произнесла Мавлюда, открыв калитку, и Анвар не понял, был ли в этом слове вопрос или просто констатация факта. Она подошла к ним, взяла обоих под руки, — идемте!

— Неудобно, Мавлюдахон, — сказал Анвар, а в душе у него, казалось, гремел целый симфонический оркестр. Эта музыка не позволила ему даже придержать шаг для приличия.

— Удобно, Анвар-ака, — сказала она и повернулась к лейтенанту, — скажите вы ему, Рустамджан, что в нашем городе гостей привечают, как и всюду на востоке.

— Да, да, Анвар-ака, это верно, — сказал тот...

За столом, что стоял под виноградником во дворе, сидело шесть человек, четыре женщины и двое парней. В магнитофоне громко пела Ханифа Мавлонова.

— Знакомьтесь, друзья, — сказала Мавлюда, подведя гостей к ним, — слева от меня Анвар-ака, а справа — Рустамджан. Оба — работники, как принято говорить, административных органов. — Садитесь, ребята.

Компания приняла их шумно, чувствовалось, что она уже поддала малость, каждый из присутствовавших называл свое имя, но Анвар, признаться, не запомнил их. Он сидел рядом с Мавлюдой, близко, почти прижавшись плечом к плечу, и тепло ее чуточку возбужденного вином тела обжигало его и этот жар был приятен ему, он был готов мириться с ним всю жизнь. Ему и Рустаму налили по штрафной — по полному стакану чудесного сухого вина. Анвар выпил, закусил помидором, что подала Мавлюда, и через несколько минут легкий хмель ударил в голову и он забыл зачем и приехал в Душанбе.

За столом шел сугубо научный разговор, вернее, спор, в котором Анвар не участвовал. Он плохо знал таджикский, а люди здесь часто переходили на него и он терял нить мысли того или иного. Слушал песню, потому что она в исполнении прекрасной певицы не нуждалась в переводе.

— Мы пойдем пешком,