Вечером беглянки, измученные и покрытые пылью, добрались до города Юи, находящегося в семи лье от Намюра. Едва устроились на ночлег, как по городу разнесся звук набата. Все кинулись к окнам и с ужасом увидели, как горожане, выстроившись рядами поперек улиц, нацеливают пушку на дом, где находятся беглецы. Запаниковавшие дамы подумали, что фламандцы собираются их убить, и всю ночь глаза не сомкнули. «Наутро, — пишет Маргарита в своих „Мемуарах“, — нам дали выйти на улицу, вдоль которой выстроились вооруженные люди. Отсюда мы отправились в Динан, где должны были переночевать следующую ночь и где, к несчастью, именно в этот день горожане выбрали новых бургомистров, что-то вроде консулов в Гаскони или эшевенов во Франции. По этому поводу весь город буйствовал, все были пьяны, не было ни одного знакомого магистрата, в общем, кругом царил хаос. И вдруг, увидев нас, все заволновались, побросали стаканы, начали искать оружие и в полной суматохе, вместо того чтобы открыть, стали закрывать заставы».

При виде этого войска пьяниц, надвигавшегося с глухим рычанием, дамы задрожали. Тогда Маргарита одна выступила вперед и потребовала тишины таким властным тоном, что шум сразу стих:

— Я — сестра короля Франции, — сказала она. Пошатывавшаяся толпа замерла в изумлении.

— А теперь приведите сюда бургомистров. Пришли бургомистры. Они были еще пьянее, чем все остальные. Невнятно бормоча, они отвешивали бесконечные поклоны и извинялись за плохой прием со стороны жителей города и в конце концов проводили Маргариту и ее свиту к дому, в котором путешественницы провели ночь.

А горожане, утомленные бурными событиями, разошлись по домам, распевая непристойные куплеты.

* * *

После пяти дней не менее оживленного путешествия измученные беглянки прибыли наконец в Ла-Фер, город, принадлежавший герцогу Анжуйскому. Франциск был уже там и ждал с нетерпением сестру. В тот же вечер, влюбленные больше, чем когда бы то ни было, они снова отдались своим излюбленным запрещенным играм.

Опасаясь встречи, которая их ждала у короля, они не спешили покинуть город, живя в нем, как обычные влюбленные: «ложились в одну постель, нежно прижавшись друг к другу, на глазах у горничных», при всех обнимались без малейшего стыда. Франциск пережил там лучшие часы своей жизни. «Он без конца, — пишет Маргарита, — повторял мне: „О, моя королева, как мне хорошо с вами. Мой Бог, быть рядом с нею — это ли не рай со всеми его наслаждениями, а там, откуда я прибыл, сущий ад, кишащий фуриями и полный страданий“.

И она добавляет:

«Мы провели там около двух месяцев, которые пронеслись, как два кратких дня, и были постоянно счастливы?

В течение этих двух месяцев множество сеньоров из Фландрии посещали Франциска в Ла-Фере и осуществляли кое-какие приготовления к походу против дона Хуана Австрийского. И каждому, кто его посещал, герцог дарил в качестве сувенира золотую медаль, на которой были изображены его собственный профиль и профиль сестры.

Но всему, даже самому прекрасному, приходит конец. Маргарита должна была вернуться ко двору. Как ни странно, ее там прекрасно встретили, и Генрих III с присущим ему цинизмом очень пожалел сестру за вес, что ей пришлось пережить, возвращаясь из Фландрии…

На другой день прибыл герцог Анжуйскнй. И его король встретил очень ласково, и все готовы были подумать, что в королевской семье наконец воцаряется мир, тогда как на самом деле она была на пороге новой драмы.

Я видел, какой пожар охватил Европу всего лишь из-за не вовремя поднятой перчатки герцогини.

Мирабо

Однажды Генрих III, лежа в постели, беседовал со своими приближенными. Неожиданно вошел один из его милашек, тщательно прикрыл за собой дверь, задернул драпировку, заглушавшую шум голосов, и подошел к королю:

— Сир, берегитесь, — сказал он. — Ваш брат продолжает плести заговор. Благодаря королеве Маргарите он находится в постоянной связи с сеньорами из Фландрии и гугенотами и сейчас готовится взять к себе на службу немецкую армию. А между тем вы с ним дружески общаетесь. Вот и сегодня вечером вы разрешили ему участвовать в охоте, которая состоится завтра в Сен-Жермене. Не совершаете ли вы неосторожность? Что он там будет делать? Гнать оленя или встречаться с людьми, которые желали бы видеть его на троне?

Тут все милашки, ненавидевшие Франциска, дружно запели хором:

— Это неожиданное желание отправиться на охоту вызывает подозрение.

— Кстати, — продолжил вошедший, — я только что узнал, что он нынче вечером получил таинственное письмо.

Генрих III, мертвенно-бледный, поднялся с постели, быстро накинул халат и стремительно направился к матери. «Он был так взволнован, — пишет Маргарита, — будто объявили всеобщую тревогу и будто враг стоял у порога».

— Как же так, Мадам? — воскликнул он. — О чем вы думали, когда просили меня разрешить моему брату поехать на охоту? Разве вы не видите, какой опасности вы подвергаете мое государство, если он будет в этом участвовать? Нет сомнения, что эта охота превращается в весьма опасное мероприятие. Я сейчас же иду взять под стражу его и его людей и прикажу обыскать у него все сундуки. Я уверен, что мы обнаружим там много интересного.

После этого он вызвал дворцовую охрану и приказал:

— Следуйте за мной.

Маленькая вооруженная группа чуть ли не бегом двинулась по длинным луврским коридорам, направляясь в апартаменты герцога Анжуйского.

В ужасе от того, что король в состоянии гнева, чего доброго, еще убьет на месте Франциска, королева-мать прямо в ночной рубашке последовала за процессией. Вслед за ней на всякий случай трусцой бежали факельщики и несколько дам из свиты. У последних руки были заняты множеством одежды, которая могла понадобиться Екатерине Медичи, чтобы в случае чего предстать перед публикой в приличном виде.

Эти комичные скачки продолжались несколько минут. Перед комнатой Франциска все остановились, переводя дух.

— Откройте немедленно, — крикнул Генрих III, стуча кулаком в дверь.

Мирно спавший герцог Анжуйский отпер дверь и высунул голову. Вся орда тут же ввалилась в комнату, отшвырнув его к кровати. И тут удерживаемому стражей герцогу пришлось выслушать из уст короля поток оскорблений, в то время как лучники принялись шарить по сундукам, вытряхивать содержимое из всех ящиков, вспарывать мягкую обивку кресел, в результате чего комната мгновенно превратилась в лавку старьевщика.

Королева-мать, глядя на весь этот беспорядок, горько плакала, закутавшись в старый плащ.

Устав осыпать брата проклятиями, король, которому не терпелось узнать содержание таинственного письма, о чем ему сообщил «милашка», вместе с другими занялся его поисками. Вывернув все карманы разбросанной повсюду одежды, перетряхнув все вазы, содрав со стен картины, он наконец откинул простыню на постели и вдруг заметил маленький прямоугольный листок; но, прежде чем он успел протянуть руку, листок схватил Франциск. Задохнувшийся от ярости Генрих III кинулся на него, и оба брата боролись несколько мгновений, катаясь по кровати.