Сталь с голубым узором - Комбат Найтов

Этот город известен со времен египетских фараонов, с греческого его название переводится как «обильно политое место». Воды там немного, небольшой оазис вдоль довольно мелководной реки, которая лишь в отдельные годы бывает полноводной. Так что поливали явно не водой. По легенде именно здесь был открыт, а затем утерян секрет булатной стали. Это не совсем правда, но легенда красивая. Здесь пересекались интересы всех великих цивилизаций человечества, за исключением инков, майя и ацтеков. Последних совсем не волновал этот уголок пустыни. Остальные дрались за обладание этими местами, как сумасшедшие. И поливали эту землю кровью. Наверное, кедры на крови растут лучше. Город многократно на протяжении истории переходил из рук в руки. На него претендовали все: и египтяне, и персы, и ассирийцы, и греки, и даже иудеи. Потом он принадлежал римлянам, византийцам, арабам, османам, французам, англичанам. И после той войны стал столицей Сирии.

Собственно, эта история началась задолго до того, как началось это описание, в 1946 году, в маленьком городишке Фултон, в штате Миссури, когда находившийся на отдыхе как частное лицо некогда могущественный политик объявил о начале новой мировой войны. Проиграв предыдущую, неутомимый борец «за мир», за весь мир, возложил ответственность за новый миропорядок на Соединенные Штаты. Как и раньше, основным дипломатическим приемом в этих планах предусматривалась «дипломатия канонерок», только вместо Юнион Джека на их мачтах должна была болтаться звездно-полосатая тряпка. Америка, выкормившая Гитлера и с его помощью поставившая на колени бывшую метрополию, была готова подхватить валявшуюся под ногами власть над миром, но им мешал дядюшка Джо, сумевший поломать хребет заботливо выращенному щенку американского капитала и при этом заметно укрепивший свои позиции на одной шестой части земного шара. Он не кинулся получать «халявные кредиты» у новых владельцев мира, а старательно поднимал из руин войны собственную экономику, рассчитывая в первую очередь на собственный народ, доказавший всему миру свое право на существование.

Войну в Европе выиграли они. Разгром Японии на суше и на островах показал всему миру, что в этом мире родилась новая мощь, но теперь из-за океана дядя Сэм грозил им эй-бомбой.

Но в СССР на эту угрозу через четыре года после войны ответили своей бомбой, и тогда в действие вступили другие правила игры, ведь истинные джентльмены выдумывают свои правила для собственного удобства.

Борьба двух мировых систем захватывала в свой ареал все больше и больше стран, и как-то в один из осенних дней на аэродроме «Фрунзе-1» приземлился Ан-12, из которого на перфорированное железо стоянки вышли молодые люди в незнакомой темно-серой форме. Их построили и распределили по местам будущей службы – 5-й ЦК ПУАК, или в/ч 15590[1], имел в своем составе четыре больших аэродрома, из которых «Фрунзе-1» был самым маленьким. Здесь стояли самые большие в мире на тот момент вертолеты Ми-6 и фронтовые бомбардировщики Ил-28, истребителями занимался 1-й (651-й) полк в Луговой и 2-й (652-й) полк в Канте.

Среди прибывших курсантов был худощавый молодой человек с небольшими усиками. Его звали Хафез. Он попал во второй полк, и через несколько дней состоялся его первый вылет на УТИ-15. Молодой, худощавый, одетый в комбинезон песчаного цвета инструктор вызвал его из строя. Говорил он по-французски – на языке, который понимали все приехавшие из Сирии курсанты:

– Лейтенант Хафез аль Асад! Выйти из строя!

– Я!

– Вам предстоит ознакомительный полет на реактивном истребителе УТИ-15. Во время полета запрещается противодействовать действиям инструктора. Ноги и руки на приборы управления разрешается ставить только в случае, если вы можете контролировать собственные действия. Требуется находиться на связи с выполняющим полет инструктором и быстро выполнять его требования. Курсант лейтенант Асад! Вам понятен смысл моих требований?

– Да, господин инструктор!

– К машине!

– Есть!

Хафез сел во вторую кабину – это место инструктора, в первой кабине расположился сам инструктор. Техник проверил, застегнуты ли ремни у курсанта, подсоединена ли радиостанция и СПУ. Довольно резко приказал убрать ноги с педалей.

– Есть, мсье!

Тяжелые летные ботинки переместились под катапультируемое кресло, в наушниках опять послышалась французская речь инструктора:

– Курсант! Вы готовы?

– Да, мсье! К полету готов!

– К запуску!

Дальше пошла непереводимая игра слов и выражений, которую предстояло выучить Хафезу. Она называлась «молитвой» и состояла из действий и докладов в центр управления полетами о состоянии вылетающего истребителя. Инструктор за действиями курсанта особо не следил.

– Готов?

– Да, мсье!

– Поехали, мусью!

Несколько раз истребитель резко тормозил, клюя носом в полосу, затем раздался свист турбины, нос совсем опустился, и раздался скрежет почти проворачиваемых колес на взлетном режиме. Затем нос подскочил вверх, и Хафеза вдавило в кресло пилота.

– Отрыв! Шасси убраны!

– Не ушатай араба! – разобрал малознакомый язык лейтенант.

– Я – четвертый, в наборе.

Истребитель стремительно набирал высоту, Хафез несколько раз продулся, выравнивая давление в кабине и в ушах. МиГ заложил довольно крутой вираж и выровнялся на курсе.

– Вошел в зону пилотажа, прошу добро!

– Четвертый, вам добро! Успехов!

МиГ резко встал на дыбы, и вновь взревел двигатель, издавая стремительный свист. Переворот, вираж – содержимое желудка курсанта несколько раз сильно просилось наружу, но он понимал, что ознакомительный полет делают для того, чтобы выяснить профессиональную пригодность курсанта к дальнейшему обучению. За внутренними органами требовалось следить. До этого лейтенант летал только на Мессершмитте-109F и на Фокке-Вульфе-190D-C. Реактивную технику он приехал осваивать в СССР. Только что закончилась война в Корее, где русские доказали американцам, что достичь Москвы на их «гробах» не удастся. А Сирия и Египет очухивались после первой «войны-катастрофы», где под ударами израильско-англо-французского контингента их надежды ликвидировать Израиль растаяли, как дым.

Всего через двадцать минут самолет закончил исполнение фигур высшего пилотажа и пошел «коробочкой» для захода на посадку. Но даже такой короткий полет залил спину Хафеза потом, чувствовалось, как по ней катятся капельки, хотя за бортом минус тридцать-сорок градусов, и в кабине не было слишком жарко.

– Как себя чувствуешь, курсант?

– Bien, tr`es bien, messieur instructeur!

– Мокрый?