Принцесса-лебедь - Олег Анатольевич Рудковский

Олег Рудковский

Принцесса-лебедь

1

Я знавал человека, которому ничего не доставалось даром. То был бурлак. Бурлак по жизни. Он не как многие стремился к цели — легко и безоглядно. При этом ему приходилось тянуть за собой непосильную баржу, реветь и стонать от натуги и боли, но тянуть. Он что-то терял в эти минуты… Помимо кожи и кусков содранного жесткой бечевой мяса он утрачивал маленькую частичку себя. Так мы заслуживаем победу. Настоящую победу, не надуманную. В конечном итоге, каждому хоть раз в жизни выпадает разворошить душевную сокровищницу, прежде чем обогатить ее необходимыми зернами знаний. И, возможно, попытка пренебречь непреложным законом мира зачастую обходится слишком дорого.

Не в моих правилах жулить с фортуной, таков мой удел. Правильное воспитание и личные примеры родителей привили мне тягу к искренности. Еще в школе, я первым шел на покаяние к отцу после очередной хулиганской выходки, — ни разу не попытавшись воспользоваться надеждой, что скандал задохнется на корню. Иначе говоря, пронесет. Но так уж сложилось, что, вопреки золотому правилу, я не сталкивался с необходимостью жертвовать ради чего-то или кого-то, имея целью заполучить кусочек человеческого счастья.

Я помню, как она стояла возле киоска, высокая, стройная, юная, едва ли не подросток. Но таилась в ее глазах, и это я заметил уже позже, загадочная глубина, нераспознанная фатальность женщины, обреченной быть фениксом. Возможно, это проблескивал в ее зрачках дальний сполох рока, служащий предостережением людям, завязывающим с ней отношения (мне в том числе). У нее был ужасно расстроенный вид, как я обнаружил, приближаясь к киоску, где я задумал обзавестись бутылочкой пива, предвосхищая скрашенный холостяцкий вечер перед телевизором. Она держала на ладони мелочь, отчаянно пытаясь наскрести указательным пальчиком нужную сумму.

Я приблизился, и наши взгляды пересеклись. Она посмотрела на меня так, будто я ветер, который, кружась вокруг да около, с внезапной беспардонностью дунул ей в лицо. Она почти тут же опустила голову, с удесятеренным упорством сосредоточившись на мелочи, а я заметил легкую складку озабоченности между ее бровями. Я протянул деньги продавщице, поскольку для девушки, судя по ее виду, подсчеты имели пока плачевный результат.

Она опять взглянула на меня, стоило мне пролезть между ней и окошечком киоска, тем самым как бы оттеснив ее в сторонку. Я подумал, она захочет меня упрекнуть, или как-то еще обличить мое скотство, но она молчала.

Мне стало интересно, чем же закончится ее отчаянная битва за недостающие копейки, и я намеренно тянул время, искоса наблюдая за ее действиями. Девушка еще раз внимательно пересчитала все деньги, а потом выдохнула, раздраженно сжала кулак и уставилась на меня своими большими глазами. Теперь я увидел, что они у нее серые, с проблесками зелени. Эта волнующая прозелень в ту же секунду с неслышным шипением выжгла клеймо ее образа на моем сердце — от этого дня и во веки веков.

— У вас не найдется двух рублей? — без тени смущения обратилась она ко мне. Ее глаза продолжали жечь мое сердце, и я не заметил в них даже намека на привычное в таких случаях невольное извинение.

Засунув руку в карман, я выгреб оттуда всю наличность.

— Двух нет, — поздравил я ее, перебирая пальцем деньги. — Есть пять.

— Давайте пять.

Я усмехнулся. Ее непринужденность начала меня заводить.

— А что вы хотите, если не секрет?

Она передернула плечами, как бы отгоняя саму мысль о жеманстве.

— Сигарет.

— Я могу вам купить, — предложил я, входя в азарт.

— Давай. — Вся ее мелочь тут же исчезла в сумочке. Реакция казалась удивительной, словно для нее любая бескорыстная помощь со стороны чужого человека была равноценна ежедневному восходу солнца или тому, что после красного цвета на светофоре непременно следует желтый. Я часто вспоминал потом этот ее жест, ее невозмутимый взгляд в ответ на мой порыв. Я думал о том легковесном принятии моей неожиданной помощи. Это ведь не слепое доверие, правда? И не девчачья наивность, отнюдь. Ее глаза могли бы засиять изнутри простым расположением, а губы непроизвольно сложились бы в робкую улыбку. Но не стало так — ни так, ни эдак. Она приняла мое предложение, и приняла всего лишь потому, что я осмелился ей его предложить.

В этом вся Маша. Та, которую я знал, и та, которую я помню все эти годы.

В подобных обстоятельствах всегда глупо упускать момент, поэтому я предложил ей разделить со мной вечернее возлияние. Она окинула беглым взглядом витрину и назвала приглянувшуюся ей марку пива. Глаза ее горели, но в то же время были несравнимо далекими от моей персоны, и мне впервые подумалось, что эта девушка видит гораздо дальше, чем я. Несмотря на окрасившую ее губы (наконец-то!) улыбку, которая будто бы взбила ее распущенные, соломенные волосы, я продолжал ощущать в ней эту причудливую неизбежность.

— Где будем пить? — спросила меня Маша, как только мы отошли от киоска. На улице стоял поздний вечер, и, оказавшись за пределами круга света, оставляемого фонарем над киоском, черты ее лица оплавились и стали смутными.

— Если ты не против, пойдем ко мне.

— Ты живешь рядом?

— Да. — Я махнул рукой в сторону своего дома. — Вот здесь.

Она двинулась первой. Ожидаемой мною попытки установить мое семейное положение не последовало, словно Маша принадлежала к той сфере людей, для которых свобода в браке давно стала нормой. Ей было чуть больше восемнадцати, а я был старше ее на семь лет, но ее такая разница ничуть не смущала. Меня, признаться, тоже. Как я вскоре убедился, интеллектом она во много раз превосходила своих сверстниц. И период максимализма безнадежно канул в Лету. В Маше не наблюдалось заметной тенденции, как у большинства девушек ее возраста, с большой долей убеждения судить о том, что правильно, а что нет, отличать хорошее от плохого и разделять все людские поступки на категоричные «можно» и «нельзя». Как мне думалось, душа ее претерпевала метаморфозы, когда черное вторгается в белое, образуя невзрачную, подергивающуюся серость; а может, то был свет, первозданный свет, изошедший из уст Бога… Я не в силах подобрать разгадку. Но эта девушка, по моему мнению, обладала одним из величайших качеств: смелостью. У нее хватило смелости просто расслабить свое девичье тело и лишь уповать на течение жизни. При всем при этом я не находил в ее манерах признака флегматичности, напротив, она была полна планов на