Там, где нас не ждут - Юрий Москаленко

Поселение Крайе. Северо-восточное побережье Тихого моря.

Империя Синг. Весна 7025 года

«О боги, как хочется спать…» — зевая, подумал я. Затекшая правая рука противно ныла и колола кожу изнутри стайкой жалящих муравьев; дурная привычка — спать на боку, подложив под голову вместо подушки правую руку.

Приоткрыв глаза и не поднимая головы с предплечья, осмотрел открывающийся вид на вход в наш хилый шалаш. Часть хвойной подстилки, которую я соорудил себе вчера вечером, обрезав ветки елей ярдах в сорока от места нашей ночевки, выглядывала из-под куска овечьей шкуры, что стащил ночью у Хэрна. Преображающийся в свете восходящего весеннего солнца вход в шалаш будоражил воображение. Чуть-чуть фантазии — и я уже у входа в сказочную пещеру с драконами, сокровищами, приключениями, ну и с прекрасной принцессой, из собственных ручек угощающей меня великолепными яствами. В надежде обнаружить рядом с носом свалившийся, на счастье, хотя бы завтрак прикрыл глаза… Вкусно-то как! Попробуем! Не тут-то было: сдобная булка и молоко были лишь во сне… хотя вряд ли, мне практически никогда здесь не снятся сны. А жаль, какой был бы хороший сон и вкусный. Ну вот, опять хочу есть… а что тут удивительного — я всегда хочу есть: сколько себя помню, есть я хотел всегда. Всегда!

С залива потянул легкий бриз, принеся с собой запах гниющих морских водорослей. Крики чаек и бакланов раздавались неотчетливо и тоскливо. До моря лиги три — три с половиной; интересный факт — моря не видно, чаек тоже, а крики их слышны. Странно!

«О боги, как хочется есть…» — подумал я. Затекшая правая рука все так же ныла и колола кожу, но оторвать голову от своеобразной подушки было выше моих сил; гадство, болит-то как, а голову поднять лень, тем более — повернуться или вставать. Ну да, как в том анекдоте про кота, который выиграл спор, кто самый ленивый.

Вставать неохота, и вокруг какое-то умиротворение, тишь да благодать. Странно: почему тихо, если рядом должна быть отара овец — хоть и небольшая, голов тридцать, но все-таки… И собаки!

Приподнял голову, прислушался. Ничего — ни блеяния, ни рычания, ни лая. Лишь шуршание листвы в верхушках деревьев, потревоженных утренним бризом. Даже постоянного ворчания Хэрна не слышится. Наверное, Хэрн погнал овец к ручью на водопой. Да, но почему не разбудил меня? Пожалел? Вряд ли — еще тот вредина! Уж чем-чем, а человеколюбием не страдает и работу, даже свою, всегда норовит скинуть на других.

Надо вставать, приготовить завтрак, самому поесть и эту скотину Хэрна накормить.

— Да, надо вставать! — чтобы подбодрить себя, громко произнес я и с наслаждением повернулся на спину, раскинув в стороны руки.

«А вот дудки: надо пользоваться возможностью просто так поваляться утречком, побалдеть и помечтать. А завтрак — ну что завтрак? — подождет, и поболее голодали, потерпим, а вот возможность понежиться, пусть и не на мягкой перине, дорогого стоит, особенно теперь, в этой жизни.»

Да-да, в этой жизни, а ведь была и та! Боже, как давно это было… и было ли вообще? Иногда мне кажется, что воспоминания о себе прежнем — это плод моего буйного воображения и моя история — полный бред, а сам я смотрю спектакль с собой в главной роли как зритель, будто все происходящее меня никоим образом не касается. Кажется, что скоро опустится занавес, зрители овациями проводят артистов, а мы с женой, получив в гардеробе пальто и шубу, не спеша побредем к автомобилю на парковке, весело обсуждая перипетии спектакля, с удовольствием вспоминая особо понравившиеся моменты. Или это кошмарный сон, где я попал в тело малолетнего парнишки, и голод, унижения, постоянные стычки — это просто образы в мозгу, навеянные безмерным количеством прочитанных книг.

Но, увы, занавес до сих пор так и не упал, и просыпаюсь я весь последний год с постоянным чувством голода, боязнью неизбежных драк и огромным желанием жить (а на данный момент — просто выжить).

Зовут меня теперь Гури, мне около двенадцати лет, точнее сложно определить. Худой и маленький ростом. Прыщ — мое местное прозвище, и никто, кроме доброй госпожи Кларен, нашей лучшей стряпухи, меня по имени не зовет. На вид по возрасту мне дают еще меньше. Вечно грязный, с постоянным голодным блеском темно-коричневых, почти черных глаз, взъерошенными волосами, похожими на солому и цветом, и на ощупь (которые раз в месяц остригает Хэрн ножницами для стрижки овец), и правильным, я бы даже сказал, аристократическим носом (предметом вечной зависти моих недругов и наипервейшей целью для них в частых драках). Утонченные черты лица с постоянной усмешкой на губах, что еще больше бесит моих недругов, их друзей и их родителей.

«Эльфенок» — то есть полукровка, или попросту ублюдок. Как только ни изгаляются мои кровники, чтобы меня оскорбить! А если учесть то отношение, которое испытывают местные к эльфам и тем, что с ними связано, то худшего оскорбления придумать просто невозможно. Ну не любят тут нелюдь, и в особенности перворожденных, и не просто не любят, а стойко, яростно ненавидят всеми фибрами души. И, надо признать честно, есть за что. Даже к тем же оркам или гоблинам отношение ровное, а вот гномы и особенно эльфы… Хотя я и не похож на нелюдь и во мне, надеюсь, нет примеси древней крови, но из-за происков моих врагов очень часто мне достается, так сказать, за эльфов вообще.

Гады! Не жизнь, а сказка — правда, страшная. Не любят меня здешние жители: я не местный, я не макр. Если взрослое население относится ко мне безразлично, пока трезвое (кто же откажется навеселе поколотить «эльфа»), то со шпаной мелкой, моими ровесниками, и теми, кто постарше — война идет нешуточная, на уничтожение. И хотя я один, маленький, плюгавенький, часто бывающий битым большим количеством противников, но победы эти не даются выигравшей стороне легко. Мои маленькие костлявые кулачки не один нос противника свернули набок, хотя, сколько бы я ни проиграл битв и сражений, мой аристократический нос имел до сих пор первоначальный вид и непоправимым повреждениям не подвергался. Кроме того, в драке я пускал в ход всё — руки, ноги, голову, — бил всем, и бил так жестко, как только мог; бил так, как меня учили друзья, поэтому в последнее время менее чем втроем недруги ко мне не цеплялись…

Я потер рукой ушибленное правое плечо. Учебный меч почти ничем не отличается от настоящего: длина, вес — все такое же, только деревянный. Вот им мне сейчас и прилетело.

Макры — народ неуемный, раньше живший разбоем и грабежами, теперь немного… оцивилизованный, что ли. Лет двести назад местные лорды, уставшие от бесконечных боестолкновений с воинственными соседями и непрекращающихся грабежей, чтобы защитить свои владения и прекратить разбой, объединили свои дружины и зашли в леса, где обитали макры, для приструнения зарвавшихся.