Гардемарин - Андрей Алексеевич Панченко

Гардемарин

Глава 1

Я с трудом приходил в себя. Палящее солнце над головой пекло просто нещадно, обжигая кожу, хотелось пить. Слышался плеск волн, разноголосый говор, блеянье животных, скрип такелажа и хлопки паруса, палуба под моей спиной мерно поднималась и опускалась. Всё говорило о том, что я на корабле и он сейчас неспешно идёт куда-то по своим делам. Вокруг стоял невообразимая вонь, разделочная палуба китобойной матки, по сравнению с тем, что я сейчас ощущал, была просто парфюмерным магазином. Запах испражнений человека и животных, прогорклого жира, разложения, гнилой древесины и мокрой ткани, смешался с обычными запахами моря. Лежал я прямо на досках палубного настила, своими ребрами ощущая каждую волну, на которой корабль поднимался вверх, а потом опускался вниз. Я был полностью обнажён.

Хреново Витя! Адмиралы обычно с голой жопой на грязной палубе не валяются! А если и валяются, то только в двух случаях, или по недоразумению и пьяни (но не долго, верные адъютанты и вестовые поднимут командира, оденут и отведут в каюту, да ещё утром похмелиться принесут и слова плохого не скажут), или же если это вражеский адмирал и он в плену, а всем вокруг насрать на то, что эта падла у всех на виду мудями светит! Делаем вывод. Я точно не пьян, да и не напивался я так никогда, последнее, что я помню, это то как мы с Гришей, моим лучшим другом и командиром погибшего в бою крейсера, укрывались за телом моего убитого адъютанта, отстреливаясь последними патронами от абордажной команды американцев. Мы продержались час на тонущем линкоре, дав возможность специалистам подорвать ядерную бомбу, что лежала у нас в трюме, прямо посреди американской эскадры. Я мёртв, в этом не может быть сомнений! Или нет? Может опять со мной это дерьмо приключилось⁈

Я адмирал Виктор Жохов. В своём последнем походе моя эскадра попала в засаду вражеского флота. Пытаясь предпринять хоть что-то, и дать уйти самым быстроходным транспортам, боевым кораблям и авианосцам, на потрёпанном в прошлом бою линкоре мне пришлось вступить в свой последний и неравный бой. Не в первый раз такое со мной случалось, и всегда фортуна была на моей стороне, но в том, своем последнем бою, выжить я не мог. Взрыв ядерной бомбы должен был гарантированно отправить меня и моих врагов на тот свет. Моё тело разлетелось на атомы вместе с линкором, да и был я на момент гибели не в лучшей форме. Осколки в спине и ногах, перебитая рука, огнестрельное ранение в грудь — с такими ранами не спастись. Но вот теперь я лежу, загорая на солнце, и не ощущаю ран!

— Беее! — почти прямо над ухом проблеяла коза.

Это точно коза! Сомнений быть не может. Я хоть ещё и не открыл глаза, однако точно помню, что козы именно так и общаются с окружающим миром. Да что за херня твориться⁈ Похоже надо попробовать встать и осмотреться.

Я открыл глаза. Мда… Лучше бы я и дальше оставался в неведении. Понятнее ситуация не стала, однако то, что всё хреново мне однозначно ясно. Над головой переплетение пеньковых верёвок и грязные паруса. Мачта деревянная, а на рее болтается труп мужика, повешенный за шею и уже начавший разлагаться. Как раз сейчас на нём чайка сидит, и с удовольствием обедает протухшей плотью. Голые ноги трупа как раз надо мной и мне всё видно в деталях.

— Ben je wakker jongen? (Ты очнулся мальчик?) — солнце от меня заслонила высокая и мощная фигура. С трудом оторвав взгляд от страшного зрелища, я повернул голову к говорившему.

Это, чего за маскарад⁈ Мужик стоящий передо мной был одет колоритно. Да чего там, он был одет как бомж, стащивший маскарадный костюм! Мужик носил куртку из коричного сукна, штаны из полосатой, бело-синей ткани и белый шейный фуляровый платок, его штаны были из грубой шерстяной ткани, высокие кожаные сапоги до колен фиксировались маленькими ремешками и пуговицами. На голове красовалась высокая коричневая же шляпа, из-под которой выглядывали длинные немытые волосы, собранные в хвост. Задубевшее от ветра и солнце лицо, было гладко выбрито. На шее у мужика висел серебряный свисток, который заканчивался цепочкой и медальоном с каким-то гербом. Руки этого персонажа были не пустыми. В правой руке был латунный рупор, в левой деревянная палка. Боцман, как пить дать!

— Чего? — вопрос я не понял, язык похож на немецкий, но точно не он. За годы войны я немецкий язык подтянул, и немного его знал.

— Drol! Sta op, de kapitein wil je zien! (Дерьмо! Вставай, тебя хочет видеть капитан!) — мой вопрос мужика явно разозлил, и он слегка пнул своим сапогом мне по ребрам. Не больно, но обидно!

— Понял, не дурак, дурак бы не понял — прошептал я, пока не вступая в конфликт. Надо понять где я, а мужик просто хочет, чтобы я встал. Конечно можно было вежливо за плечо потрясти, а не грязным сапогом размахивать, но пока потерпим, хрен его знает где я, в морду ему дать я всегда успею.

Кряхтя как старик я поднялся сначала на колени, а потом встал на ноги. В процессе озираясь по сторонам. Мне открывалась печальная действительность. Парусник был явно древним. Три мачты и вокруг полном столь же странно одетых людей. Я лежал возле самодельного загона, в котором влачили своё жалкое существование три тощих козы и баран. За загоном стояли деревянные клетки, в которых сидели куры. Кораблик маленький, едва ли больше тридцати метров в длину, но тут многолюдно. Толпа мужиков оторвавшись от работы смотрела на меня во все глаза. Ну и чё пялиться⁈ Голого адмирала не видели⁈ Чего там у меня такого, чего у других нет? Я оглядел себя и тоскливо вздохнул. Ну точно! Опять! Ран на моём теле не было, но руки, ноги и живот явно принадлежать не мужику за тридцать, которым я был на момент смерти, а подростку. Я просто дрищь! Худой и нескладный! Судя по всему, меня закинуло в прошлое!

— Хуе морхен, Ёб! (Доброе утро, Ёб) — вдруг один из мужиков выматерился на чистом русском языке, явно обращаясь к боцману.

— Wie heeft je verteld dat het goed is? Aan het werk, slappelingen! (Кто тебе сказал, что оно доброе? За работу бездельники!) — боцману явно не понравилось, что на него лаются почём зря, и состроив зверское лицо он что-то ответил на своём не понятном языке. Мужики тут же бросились по своим местам, забыв про меня. А Боцман