Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он на меня ногти грызёт;
– Не грози щуке морем, а бедному горем».
* * *
«Вспоминается ещё один забавный случай. В 1945 году в Грузии вышла моя книга “Избранные стихотворения. 1912–1945 годы”. Анатолий увидел, что там было много стихов, написанных в период между 1920–1940-ми годами.
Сказал:
– Я не могу понять, откуда ты набрал столько много новых стихов? Ты же не печатался, занимался только переводами.
Я говорю:
– Ну и что, что не печатался? Я писал стихи и клал их в ящик, а жил на переводы.
– Ну, знаешь! – сказал Мариенгоф. – Хоть убей меня, я не могу понять, как можно писать стихи, зная, что они не будут напечатаны сейчас же, немедленно.
Как-то в Ленинграде я пришёл к нему и сообщил:
– Толя, знаешь, одна моя инсценировка оперетты прошла. Теперь я могу быть спокойным и получать довольно много.
Вместо того чтобы обрадоваться, он погрустнел и ответил:
– Чай я тебе не предлагаю. Мне надо срочно уходить. Пойдём вместе. Одного я тебя не оставлю с моей женой».
* * *
«Он никогда не жаловался ни на свою судьбу, ни на свои физические недуги. Он очень знал себе цену, и однажды, когда мы очутились в Комарово с директором издательства писателей Авраменко, он просто издевался над ним и по поводу того, что он его не печатает, и по другим вещам. Уж я его умолила: “Толя, он отдыхает здесь с женой, ну, что ж ты ему портишь отдых”».
* * *
* * *
«Зоя Томашевская вспоминала о Кирилле: “У меня сохранились страничка Киркиного дневника. Начинается она так: «Годы похожи один на другой, только некоторые бывают повыше. Этот год был повыше. В этот год я ехал один в Коктебель, стоял на площадке и курил папиросу…» А завершается: «В семнадцатом веке я был бы Баярдом, в девятнадцатом – Байроном, в нашем веке я – самоубийца»”».
* * *
В 1939 году от разрыва сердца умирает в Кисловодске Владимир Ричиотти.
* * *
«Решил купить себе палку. Захожу в магазин, прошу: “Покажите мне, пожалуйста, вон ту”. Работник прилавка протягивает. Пробую, опираюсь.
– Коротковата! Дайте, пожалуйста, подлинней.
– Все палки, гражданин, стандартные.
– Да что вы! А вот Господь Бог делает людей не стандартными.
Поправив на носу очки, работник прилавка спрашивает меня со строгой иронией:
– Не работает ли ваш Господь Бог лучше советской власти?
Храбро отвечаю:
– Чуть-чуть.
При Сталине после такого ответа работник прилавка уже звонил бы в ГПУ, а ночью за мной приехал “чёрный ворон”.
Мой потомок, вероятно, скажет:
– Неправдоподобно! Невероятно!
Поверьте мне, любезный потомок, при Сталине я бы никогда не был столь храбр в магазине».
* * *
«Кто мы – моё поколение?
Мечтатели в двадцатых годах, поредевшие и пытанные в тридцатых, выбитые в сороковых, обессиленные слепой верой и не набравшиеся сил от прозрения, мы бредём в одиночку. Мы трудно-соединимы. Глядясь друг в друга, как в зеркало, мы поражаемся собственному уродству.
Но мы хотели как лучше».
Среди близких друзей Мариенгофа забирают Зою Никитину, жену Михаила Козакова. Одна из причин – её брат В.А. Гацкевич был офицером царской армии. К счастью, Никитину выпустили. Через год.
То был сильнейший удар не только по семье Козакова, но и по всей «писательской надстройке». Ощутил приближавшуюся грозу и Мариенгоф. Возможно, именно после этого случая он вместе с Козаковым решает объединиться и писать строго советские тексты. Или хотя бы попытаться.
У самого Михаила Эммануиловича тоже возникли проблемы: его пьеса «Когда я один» (1934) была запрещена как «идеологически вредная» указом ЦК ВКП(б) от 14 сентября 1940 года.
Первая попытка Мариенгофа и Козакова – мультипликационный фильм. Поводом к написанию сценария стала эпопея дрейфующей станции «Северный полюс-1», которую возглавлял Иван Дмитриевич Папанин.
В личном составе экспедиции была лайка по кличке Весёлый. После возвращения героев-полярников свой кусок славы получил и Весёлый, ставший любимцем не только всей ребятни СССР, но и Сталина, на даче у которого прожил остаток жизни.
Ещё за месяц до возвращения папанинцев Анатолий Мариенгоф и Михаил Козаков решили, что напишут об этом эпохальном событии. 22 февраля 1938 года Михаил Эммануилович направил в редакцию «Ленфильма» письмо:
«Я и мой соавтор А.Б. Мариенгоф предлагаем сценарий для фильма-мультипликации. Фильм должен называться “Рыбка Улыбка, Рачок Батрачёк и Пёс Весёлый”. Это советская сказка о животных – обитателях Северного полюса, открытых миру научной работой героических папанинцев. О радости всей, доселе неизвестной, северной фауны, отныне служащей интересам советской науки.
К сценарному сюжету, в основу которого положена сказка, только что написанная мною для Детгиза, все забавные приключения наших “героев” – Рыбки Улыбки, Рачка Батрачка, Чайки Всезнайки и других, тесно связанных с жизнью и работой героической папанинской четвёрки, – вплоть до последнего момента её пребывания на дрейфующей льдине. Папанинским “полпредом” в царстве животных служит пёс Весёлый – умная собака-весельчак.
Фильм должен быть предназначен для детской аудитории и включать в себя весёлые и шуточные песенки, частушки и музыку. Сценарий в совершенно законченном виде может быть представлен нами в течение двух недель с момента заключения соответствующего договора».394
