Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересный нюанс собрания в Праге. Британцы привезли на это мероприятие по большей части представителей социал-революционеров различных течений и направлений, прежде всего «шаповаловцев». И когда хозяева предложили пригласить представителей ОУН-УВО – эсеры ответили резким отказом, в том числе и Украинская партия социал-революционеров (УПСР), которая сохраняла лидирующие позиции в эмиграции. Дело в том, что, несмотря на принцип отмежевания ОУН от других украинских партий, принятый на конгрессе, Е. Коновалец в июле в САСШ провёл встречу с представителем УПСР Мандрыкой с предложением установить партийное сотрудничество («керманыч» остался верен себе – продолжал предавать всех: страну, вождей, принципы, однопартийцев, ОУН, УВО и далее по списку. Игра слов. В переводе с польского – СПИСЕК = заговор – О.Р.). Однако тот рекомендовал ему обратиться в ЦК УПСР. Но полковник Е. Коновалец не стал испытывать судьбу и провоцировать социалистов на гневные откровения в европейской прессе. Он был прекрасно осведомлён, что эсеры к нему относятся враждебно ввиду того, что уже однажды полковник не оправдал их доверия, а во-вторых, потому, что он пользовался германскими деньгами не как представитель революционной украинской эмиграции и для целей этой организации, а как агент контрразведки германского генерального штаба. И об этом в украинской эмиграции не знал только ленивый и члены ОУН-УВО, но и они вскоре стали прозревать[345].
А первыми стали прозревать члены УВО в Галиции. 30 июля 1929 года в помещении редакции «Новый час» состоялось секретное совещание т. н. высшего руководства УВО, на котором присутствовали: Ю. Шепарович, Л. Шепарович, Б. Гнатевич, И. Рудницкий, полковник А. Мельник, доктор Мирон Коновалец, депутаты польского сейма Луцкий, Д. Палиев и В. Целевич. Был заслушан доклад М. Луцкого. С его слов, он был уполномочен Львовским центром УНДО устранить недоразумения между Центром и Е. Коновальцем за границей. Спор между заграничным и местным руководствами УВО существовал с ноября 1929 г. Львовский центр уже тогда требовал от полковника для себя право контролировать все фонды, проходящие через руки Е. Коновальца для УВО в Галиции. То есть открытым текстом выражалось недоверие полковнику и обвинение в присвоении себе денежных средств, собранных за границей для финансирования УВО на Западной Украине.
Позже, в марте 1930 года, атаман Ю. Шепаровичем передал от Львовского центра Е. Коновальцу новое письмо, в котором потребовал от «керманыча» полного его подчинения Центру и всем распоряжениям Львова. Письмо было написано в очень резкой форме, и в нём говорилось, что в случае неподчинения Львовский центр сделает с диктатурой Е. Коновальца то же самое, что сделал с диктатурой Е. Петрушевича. На все эти угрозы Е. Коновалец отвечал тоже резким тоном диктатора и заявлял, что организации в стране должны слушаться, а не рассуждать. При этом полковник указывал, что эту интригу против него затеял доктор Д. Палиев, который очень хотел бы устранить Е. Коновальца от руководства УВО за то, что «керманыч» несколько раз требовал от Палиева возвращения 4400 долларов или отчёта на эту сумму, полученную Д. Палиевым от Е. Коновальца в 1923 году. Полковник в письменных ответах во Львовский центр прямо обвинял Палиева в воровстве народного имущества. В ответ на это Палиев заявлял, что он никаких денег от «керманыча» не получал и что это подлая инсинуация со стороны Е. Коновальца (сторонниками Палиева в команде УВО являлись Рудницкий, Т. Мартинец, инженер А. Король, инженер К. Кизюк, А. Сворский, доктор Макарушка, доктор М. Луцкий и другие). В этой конфликтной ситуации они отстаивали сторону Д. Палиева и считали, что Е. Коновалец должен уйти с поста «главнокомандующего». И считали, что если сейчас по каким-нибудь соображениям его нельзя «уйти», тогда его необходимо подчинить Львовскому центру.
Острота возникшего противостояния УВО в Крае (как главного поставщика разведывательной информации и организатора различного рода революционных акций) с Е. Коновальцем была вызвана не только хищением им денег и обвинением Д. Палиева в некой краже в 1923 году. Всё было гораздо глубже и основательнее. Скрытой причиной конфликта явился бесцеремонный управленческий диктат «керманыча» в деле бесконтрольного хозяйничанья в Краевой команде УВО, а также игнорирование членов УВО и УНДО при выработке тактики и стратегии действий. Полковник позволял себе устанавливать, проводить встречи, переговоры с любыми лицами польской администрации, не информируя об этом никого. Иногда позволял себе ставить в известность, но уже по свершившемуся факту проведённой встречи (это будучи по польскому суду признанным руководителем террористической «шайки»!). Всё это вызывало среди членов УВО и УНДО крайнее недовольство. В своём реферате на совещании 29 июля М. Луцкий отметил, что полковник парировал все претензии тем, что лично себя считает диктатором и всякое политиканство местных вождей УВО и критика с их стороны Е. Коновальца приведут организацию к разложению и падению. В результате «подковёрных» схваток противники остались на прежних позициях, в ожидании очередного повода для новых баталий[346].
Наивность и невежество в оценке «керманыча» членами Львовской оппозиции несколько удивляют. Им бы ответить на главный вопрос: в чём причина такого самоуверенного, безапелляционного поведения «керманыча», вплоть до брезгливости и игнорирования мнений других членов УВО? А всё потому, что такое поведение мог себе позволить лишь агент польской контрразведки, уверовавший в свою собственную непогрешимость, незаменимость и предначертаность – «спасти Украину». Это полковничье «мессианство» обильно устилалось злотыми, марками и долларами. А когда речь заходит о деньгах и власти – совесть становится эластичной и позволяет её хозяину не обращать внимания на своих подчинённых, а со временем и предавать их, как и свое «мессианское» предназначение.
Этот конфликт со Львовским центром и Краевой командой УВО заставил Е. Коновальца и его кураторов из 2-го Отдела ГШ вВойска польского обеспокоиться дальнейшей судьбой «керманыча», поддержанием его авторитета в кругах эмиграции, ОУН и УВО и провести оперативные мероприятия по купированию создавшегося противостояния. Дополнительным стимулом к этому послужили очередные «революционные акции» УВО, вылившиеся в банальные разбои и убийства.
7 марта 1929 года во Львове проведённое полицией