– Хочешь знать, как мы все это поняли? До Нового года еще далеко – это раз! Мы об этих подарках в письме Деду Морозу не писали – это два.

– И три!.. – кричит Ваня торжествующе. – Три!..

– Мы вообще еще никакого письма не писали! – заканчивает Маша. – Значит, это не Дед Мороз через тебя передал. Значит, что ты сам все купил и положил под елку, когда приехал! И что ты на это скажешь?!

Я, еще не веря в то, что все это слышу, начинаю отвечать и по первому пункту обвинений, и по второму, и по третьему. Я все это говорю сначала неокрепшим голосом, но потом все тверже и тверже. И говорю, что Дед Мороз живет, как известно, в Лапландии, и что я подъехал поближе к нему, и что ничего странного тут нет, что мы с ним как-то там пересеклись, что ли, на пару минут, потому что везде ему успеть нереально просто… И что все эти подарки – такая декларация о хороших намерениях, что это его собственная инициатива и что никто не говорил ведь никогда, что Дед Мороз приносит только то, о чем его попросят в письме.

Но главное… главное!.. Я чувствую вдруг, что, может, еще не все потеряно и что они, может, способны верить? Я уже сам в это не верю.

Я успеваю подумать о том, что придаю этому, конечно, слишком большое значение, но, с другой стороны, я именно так все это сам чувствую, и это та история, которая для меня уж точно по крайней мере такая же важная, как для них, только я это понимаю, а они, видимо, еще нет.

– Ну ладно, – говорит Маша, поглядев на Ваню, словно спросив у него разрешения на то, что сейчас скажет. – Ладно. Тогда так. Когда к нам в Новый год придет настоящий Дед Мороз и принесет подарки, о которых мы ему напишем, тогда мы его и спросим, передавал он вот эти подарки с тобой или нет?! А?!

И она опять торжествующе смотрит на меня.

А я – на нее.

Ваня написал мне письмо: «Я с тобой не разговариваю. Если ты купишь мне его, я буду с тобой разговаривать». Я пытался понять, что я должен купить, чтобы сохранить хорошие отношения с сыном. И я не мог.

Я, конечно, редко вижу детей. По крайней мере реже, чем мне бы хотелось. Они меня, кстати, тоже. И эпистолярный жанр в нашем общении вполне приемлем. Тем более что он все красиво обставил – отправил мне это письмо бумажным самолетиком.

Но все-таки что я должен был купить? Чем я ему так уж обязан? Я его начал спрашивать, но я не должен был этого делать. Он, конечно, обиделся.

– Папа, ты что, не помнишь? – переспросил он. – Ты же обещал.

Я решил вчитаться в письмо: «Если ты купишь мне его…» Сердце в кружке пририсовано. Я опять спросил.

– Поехали, – говорит он. – Купишь, и все. Тут Маша вступила.

– Как же так! – говорит она. – Ты у папы попросил и у Деда Мороза попросил. Так нечестно!

– Нет, – говорит Ваня, – я у Деда ничего не просил.

– Да ты даже письмо написал! – возмущается Маша. – Я же читала!

– Я понял то, чего ты не можешь понять, – отвечает Ваня. – Дед Мороз старый. Ему всех не объехать. Я у него вообще ничего просить не буду. Не надо его нагружать.

– Лучше папу, да? – говорит Маша.

– Так в чем все-таки дело? Что я должен купить, после чего со мной все начнут разговаривать?

Но Маша не обращает на меня никакого внимания.

– У Деда Мороза, – объясняет она Ване, – надо просить только о самом сокровенном. – А у папы обо всем можно попросить.

– О сокровенном? – задумчиво говорит Ваня. – Ну, тогда надо письмо переписать.

– Какое? – говорю я. – Мне или Деду Морозу?

– Деду, – так же задумчиво отвечает Ваня. – О сокровенном… Тогда подзорная труба. Два «Мадагаскара».

Фотоаппарат. Видеокамеру. «Вольт». Меч из «Звездных войн».

– Остановись! – говорит Маша.

– Почему? – удивляется Ваня.

– А у папы ты о чем попросишь?

– А я уже попросил. Даже письмо ему отправил. Самолетиком.

– Я вообще-то здесь, – говорю я. – Ваня, я так и не понял – я тебе что должен?

– Я никогда не скажу, – отвечает Ваня. Он очень обижен.

– Я скажу, – говорит Маша. – Я знаю правду.

– Не говори ему! – кричит Ваня, бросается под диван и затихает.

– Папа, я не могу, – говорит Маша. – А ты разве не помнишь? Надо просто поехать и купить. Это, конечно, дорого. Но все равно надо ехать.

Я уже не в силах это выносить. И я говорю:

– Ну ладно. Я, в общем, поехал это покупать. Только вы мне покажете, ладно?

– Нет, – говорит Ваня из-под дивана. – Ты сам должен найти. Ты же обещал.

– Да когда это было?! – кричу я. – Я бы запомнил!

– Это было, – отвечает Ваня.

– И я слышала, – тихо говорит Маша.

– Может, пустяк какой-то? – обессиленно спрашиваю я. – Вам что важнее – чтобы я сам вспомнил или получить это?

– Я не знаю, – растерянно говорит Маша.

– А я знаю, – отвечает Ваня. – Пусть думает. До сих пор я думаю.

В этом году в школу пойдет Ваня. Поразительно, как он этого хочет. Он постоянно не только думает, но и говорит об этом.

И мне кажется, что в этом году случится еще что-то очень серьезное. Уже со мной. Я не знаю, что именно, даже не представляю себе, но обязательно случится. Я живу с этим ощущением.

А у них нет таких ощущений. Потому что в их жизни каждый день что-то случается. И, как вы видите из этих историй, с ними каждый день происходят события, по сравнению с которыми меркнут любые мои. Каждый день у них, можно сказать, судьба решается. Вроде и ничего серьезного, анекдоты рассказывают, на коньках катаются, а на самом деле именно эти события предопределяют всю их жизнь. Ваня, вставший на коньки, – это Ваня, вставший на ноги. Формально это произошло четыре года назад (читайте вторую главу этой книги), а фактически – только, я считаю, теперь.

Перед самым Новым годом Маша попросила меня прийти на праздник в их школе. Она понимала, что об этом надо просить, потому что сам я не приду – просто не знаю когда и куда – и потому что надо будет поменять какие-нибудь планы. Тем более что праздник оказался в три часа дня. А можно представить себе, что такое три часа дня за четыре дня до Нового года.

Но я пришел не потому, что она меня попросила. Мне стало интересно. Она меня заинтриговала. Девочка рассказала, что у них будет спектакль про злую царицу, принца и заколдованную принцессу Стеллу.