И вот пока сестры искали Элрика и Черный Меч, другие, включая и Элрика, искали то, что имели при себе сестры. Круг был пройден. Все элементы этой сверхъестественной модели были на своем месте, и четверка, таким образом, получала астральные средства для свободного полета, их разум и души могли теперь выходить за пределы измерений, сфер, даже мультивселенной, они могли теперь вернуться в мультивселенную, приобретя новые знания, более глубокое понимание сложной геометрии, тайны которой были основой любого колдовства; формы которой были основой для всех стихов и песен; язык которой был основой любой мысли, а очертания которой — основой любой эстетики, красоты по любым меркам и любого уродства… Во все это и погрузились они вчетвером, сплетая из своих рунных песен новую и оригинальную экстрасенсорную ткань, которая могла залечивать раны и трещины в стенах времени и пространства, но одновременно создавая и огромную энергию, которая могла вдохнуть новую жизнь в три других древних предмета Силы.

Руны становились все более сложными, и они пели их своими телами, отсылали их в бесконечность журчащих радуг своими мыслями. Они проплывали сквозь собственные тела и снова оказывались в мирах запустения, в тысячелетиях непрерывающихся радостей и обещаний той соблазнительной повседневности, в которой всегда должно покоиться человеческое сердце, но куда оно попадает так редко…

И вот эти существа нечеловеческой расы сплетали свою магию, заставляли руны проявлять свои обещания, противодействовали силе безнравственного колдовства, которое не знает другой преданности, кроме преданности себе.

Теперь магия развивалась и набирала силу по своему разумению, она извивалась и ползла, как гибкие ветки живой изгороди, которые прочно сцепляются между собой. Потом они начали формовать то, что сплели, придавая ему все новые и новые формы, разминая, переворачивая, бросая результатом своего плетения друг в дружку, прикасаясь к нему, пробуя на вкус, нюхая, гладя, пока та сила, что, возникнув от их совместных действий, витала над самим Черным Мечом, не приобрела идеальную метафизическую форму и не оказалась почти готова к освобождению.

Но песню нужно было продолжать, нужно было удерживать эту силу, направлять ее, обуздывать и смирять, придавать ей нравственность, принуждать делать выбор, поскольку это вещество, эта первичная материя сама по себе была неспособна на выбор, на нравственные поступки или на убеждения. А потому ее необходимо было принуждать…

Принуждать концентрацией нематериальной энергии, тренированной воли и нравственной силы, которая противилась любым покушениям на нее изнутри или снаружи и любым попыткам сбить ее с пути аргументами, примером или угрозой…

Принуждать силой четырех существ, настолько похожих друг на друга, что они были почти что одной плотью, а в данный момент, по сути, и одним разумом…

Принуждать силой Черного Меча, который хотя и не был вместилищем этой энергии, но являл собой совершенный и столь необходимый для нее проводник…

Принуждать силой живого камня, той каменной глыбы, из которой тысячи лет назад были высечены чаша, колонна и цоколь…

Преобразовать его в живую форму энергии, настолько сильную, что представить всю ее мощь не могли даже эти четверо; не могли они и понять, как можно управлять такой мощью.

И вот эта энергия, ослепительная, бурлящая, танцующая, радующаяся своему собственному невероятному существованию, присоединилась к песне сестер, альбиноса и рунного меча, образовался хор, который был слышен по всей мультивселенной плоскостей и измерений квазибесконечности. И отныне он всегда, пока существует мультивселенная, будет слышен там или здесь. Это была песня обещания, ответственности, праздника. Обещания гармонии, триумфа любви, праздника мультивселенной в равновесии. И именно посредством этой метафизической гармонии контролировали они эту силу, заставляли подчиняться, снова выпуская ее…

Направляя ее в три великих предмета Силы, которые обнаружились, когда иссякла струя фонтана, они окружили Черный Меч, оказавшийся в центре небольшого пруда.

Три меча, весом и длиной с Буревестник, но во всем остальном совершенно не похожие на него.

Первый меч был сделан из слоновой кости, и клинок его из слоновой кости казался до странности острым, а его эфес, его рукоять из слоновой кости были украшены золотом, которое словно вросло в слоновую кость.

Второй меч был сделан из золота, но был такой же острый, как и остальные, а украшен он был черным деревом.

Третий меч был из сине-серого гранита, отделанного серебром.

То были мечи, так хорошо сокрытые Руной и теперь напитанные энергией, не уступающей энергии самого Буревестника.

Принцесса Тайаратука в одеянии из струящегося золота протянула золотую руку к золотому мечу и с глубоким вздохом поднесла его к своей груди.

Ее сестра Мишигуйа в серо-синем шелковом одеянии протянула руку к гранитному мечу, ухватила за его рукоять и восторженно улыбнулась, радуясь успеху их действа.

И принцесса Шануг’а, в строгом белом платье, взяла меч слоновой кости и поцеловала его.

— Вот теперь — сказала она, поворачиваясь к остальным, — мы готовы сразиться с Владыкой Хаоса.

Элрик, еще испытывавший слабость от плетения рун, подошел, чтобы взять свой меч. Из какого-то чувства уважения, из незапамятного ритуала, он на место меча положил каменный жезл с рунами, по которому читал начало этого великого волшебства.

«Элрик, сын мой, нашел ли ты ларец с моей душой? Отдали ли тебе его сестры?»

Голос отца. Напоминание о том, что его ждет, если его поиски не увенчаются успехом. А они, похоже, определенно не увенчались успехом…

«Элрик, время почти истекло. Мое колдовство уже скоро не сможет сдерживать меня. Я должен прийти к тебе, мой сын. Я должен прийти к тому, кого ненавижу больше всех в мультивселенной… Жить с ним вечно…»

— Я еще не нашел ларца с твоей душой, отец, — пробормотал Элрик, а потом, подняв взор, увидел, что сестры с любопытством смотрят на него.

В этот момент в аркаду неожиданно вбежал запыхавшийся Коропит Пфатт.

— Слава Небесам! Я думал, вы все погибли! Там было что-то вроде штурма. Но вы здесь. Они атаковали, откуда мы их не ждали.

— Гейнор? — спросил Элрик, вкладывая в ножны свой до странности спокойный меч. — Он что, вернулся?

— Это не Гейнор. По крайней мере, я так думаю. На нас надвигается армия Хаоса. Ах, принц, дорогие принцессы, они нас раздавят!

Они бегом бросились за мальчиком, который привел их к остальным в помещение, вырубленное в скале и скрытое от посторонних глаз листвой. С этого балкона они могли обозревать близлежащую территорию, кристаллические деревья, колеблющиеся и волнующиеся, по мере того как огромная река закованных в доспехи полулюдей надвигалась на их убежище.

Это была армия зверолюдей и человекозверей, некоторые в естественных панцирях, как гигантские жуки, все вооружены пиками и алебардами, дубинками и палашами, боевыми топорами всех видов. Некоторые из них ехали один на другом. Некоторые волокли похрапывающих товарищей, некоторые двигались в каком-то таинственном соитии, некоторые останавливались, чтобы бросить игральные кости или выяснить отношения, но их тут же загоняли в строй командиры, на шлемах у которых красовались желтые гербы с восемью стрелами Хаоса.