— Я лгу? А где он тогда? Где папа?!

— Ты его не знала! «Я не хочу тебе мешать, я уйду, чтобы не портить тебе жизнь!» Его нельзя было переупрямить! Все всегда получалось так, как он хотел, сколько я ни сопротивлялась! «Хочу ребенка!» Я говорила — нет, я мечтаю об этой работе, о карьере! О большом доме! О нормальном обществе! Он — со своей Барселоной! Благотворительностью! Социальной ответственностью! И что?! Ладно! Девять месяцев жить в одной комнате, чтобы никто не увидел мой живот! Работа, моя работа — чудо, освободилось место! Тряслась от страха, что кто-то поймет, кто-то узнает, а он все про свою Барселону! Он сам полез вперед, чтобы его укололи! Почему я виновата?! Все делала, как он говорил! Не любила его?! Зачем я тогда?!

Они стоят друг против друга; Марго пошла пятнами и будто выросла, будто на ней лопнула ее красивая чистая кожа, Аннели трясет.

— Брось! Он ушел, а ты и рада была! Ты его не держала! Меня забрали, а ты и счастлива! Чтобы ты могла жить так, как хочешь!

— Где я сейчас?! Где?! Где мое светское общество?! Где мой большой дом?! Где мой муж?! Где моя жизнь?! Я до сих пор не свою жизнь живу, а его!

Джеймс, весь белый, сидит за столом.

— Ему, думаешь, от этого легче сейчас?!

— А что я могу сделать? Что я еще могу сделать?! Шестнадцать лет прошло! Шестнадцать! Я торчу в этой дыре, я помогаю людям, я делаю так, как хотел он! Я всегда делаю так, как хотел он! Тысяча женщин в год, тысяча детей! Чего ты еще от меня хочешь?!

— Любимая, тебе нельзя так волноваться… — бормочет Джеймс. — Вам пора.

— Ты мне никто, ясно? — чеканит Аннели. — И не смей мне указывать.

— Чего ты от меня хочешь?! — Марго срывается, дает петуха, в глазах дрожит вода. — Чего?! Чтобы это я тогда засучила рукав, а не твой отец?!

— Да!

— Думаешь, я об этом не думаю?! Я жалею уже, что не сделала это! Жалею! Но прошлого не воротишь! Ты не понимаешь? Все случилось так, как случилось! Он сделал свой выбор, а я свой, и мне теперь с этим жить!

— Ты врешь. Ты врешь.

— Жалею!

— Ты жалеешь? Так зачем ты снова все это повторяешь?! Вы задекларировали беременность?

Марго затыкается; Джеймс кашляет, утирает свои усы, поднимается.

— Мы решили с этим не спешить. Сюда ведь Бессмертные не лезут, так что…

— Почему я не имею права на второй шанс? Почему не могу попытаться все сделать правильно? — по слову выпускает из себя Марго. — Я шестнадцать лет не жила. Теперь я хочу ребенка — я хочу, а не он. Понятно? Я хочу почувствовать себя женщиной! Живой себя почувствовать!

Аннели кивает. Кивает. Кривится.

— Так сделай все правильно! Возьми на себя ответственность! Задекларируй ребенка! Чтобы его не отправили в интернат! Запиши его на себя! Хватит жрать мужиков! Заплати сама!

— Я бы сделала! Но это Барселона, и…

— И сюда Бессмертные не лезут, так? Так что тебе опять все сойдет с рук?!

— Надо было, чтобы тогда меня укололи… Пусть бы укололи, пусть… — Марго всхлипывает, ее голос скрипит.

— Знаешь что? Вот тебе твой второй шанс. Я привела тебе Бессмертного, ма. Специально. Как ты хотела. Ян… Ян! У тебя все с собой? Ваши штучки?

Рюкзак у меня в ногах. Сканер, шокер, контейнер с инъектором… Все наши штучки.

— Аннели… — начинаю я.

— Это как?! Это… — Джеймс вскакивает. — На помощь! Здесь…

А вот тут уже моя сфера компетенции. Мышцы все делают сами. Рука в рюкзак, шокер включен, ладонью зажимаю ему пасть, усы щекочут, контактом в шею. Ззз. И он садится на пол. Я зашториваю окно. Внутри потягивается предвкушение, мне волнительно и противно. Может быть, я соскучился по своей работе.

— Аннели… — У Марго сел голос. — Дочка.

— Что же ты? А? Что?! — кричит Аннели. — Что ты, ма? Ян… Нечего ждать. Мама хочет, чтобы все наконец было правильно!

Я достаю из рюкзака и раскладываю на столе сканер, контейнер, маску. Отпираю коробочку — инъектор на месте, заряд полный.

Перед глазами все едет. Руки как сквозь воду вижу и продвигаю.

Что со мной? Такой же случай, как и все остальные. Добровольный вызов. Декларация беременности. Занос в базу. Инъекция. Оправдание того, что я делал в Барселоне. Точка в истории Аннели и ее матери. Все нормально. Это же ее мать, а не моя.

— Ты правда привела ко мне палача? Сюда?

Кровь уходит из лица Марго, из ее рук — и силы с ней.

— Его зовут Ян, мам. Он мой друг.

Бесцветная Марго опускается на стул.

— Ладно, — говорит она. — Давай. Я сажусь рядом с ней.

— Закатайте рукав, пожалуйста. Мне нужно ваше запястье. Приставляю к коже сканер: динь-дилинь!

— Марго Валлин Четырнадцать О. Рожденные дети: Аннели Валлин Двадцать Один Пэ. Прочих беременностей не зарегистрировано.

Марго не смотрит на меня, на мои инструменты, я просто приложение к ее дочери, конец той истории двадцатипятилетней давности. А я тяну. После того как я сделаю ей анализ гормонов, ее беременность будет в базе. И тогда уже не Аннели решать, казнить свою мать или миловать.

— Давай, — повторяет Марго. — Пускай. Я правда этого хочу. Ты тогда была права. Когда ты меня нашла в первый раз. Чужие дети в чужих бабах не имеют отношения к тебе и к твоему отцу. Это не помогает.

— Ничто не помогает, ма.

— Ну так колите. Может, отпустит. Я хочу забыть это все, забыть и жить дальше без этого. Хотя бы десять лет без этого. Так жить, как будто в прошлый раз все получилось.

— Так не получится. Он не отец.

— Я знаю, что он не твой отец. И ребенок будет не такой, как ты. Я постараюсь все сделать по-другому на этот раз. Чтобы он вырос другим. Не такой, как ты. Ты права: чтобы все получилось правильно, надо все правильно начать. С самого начала. Я должна все сделать. Я.

Жду Аннели. Не вмешиваюсь. Если бы я нашел свою мать, я бы хотел, чтобы нам дали поговорить спокойно, прежде чем приговорить ее к смерти. Я вцепился в ее руку так, словно со скалы сорвусь, если отпущу.

— Почему вы тогда не сделали это? Почему не подали декларацию?

— Нам было страшно. — Марго не отводит глаз. — Страшно выбирать, кто из нас умрет через десять лет. Нужно было, чтобы кто-то выбрал за нас. Все получилось случайно. Ты сидела у меня на руках, отец сделал шаг вперед.

— Почему я у тебя на руках сидела? — тихо выговаривает Аннели.

— Не знаю. — Марго пожимает плечами. — Попросилась ко мне на руки, и я тебя взяла.

Аннели отворачивается.

— Это ведь вечер был? Я тогда тебя дождалась. Папа сказал, можно лечь попозже, чтобы тебя встретить. Я у двери дежурила. Все так. Я сама попросилась. Сейчас вот вспомнила. А потом в дверь снова позвонили.