— Кстати, насчет того вечера в отеле… — вспомнил Ребус. — Сначала ты выпил с Федоровым, потом сидел за одним столиком с Андроповым и с министром Бейквеллом… О чем вы говорили?

— Я, кажется, уже объяснял: когда я угощал Федорова коньяком, то понятия не имел, кто он такой.

— И ты, конечно, не знал, что Федоров и Андропов вместе выросли?

— Конечно, нет.

Ребус щелчком стряхнул пепел с сигареты.

— Итак, что же вы обсуждали с министром экономического развития?

— Готов спорить, что тот же вопрос ты задавал и Сергею.

— И как, ты думаешь, он ответил?

— Наверное, он сказал, что мы обсуждали экономическое развитие. Это, кстати, правда.

— У меня сложилось впечатление, что вы охотитесь за земельными участками. Андропов дает деньги, а ты выступаешь как его доверенное лицо.

— Все совершенно законно, — повторил Кафферти.

— Интересно, знает ли Андропов, что ты уже был землевладельцем, точнее — домовладельцем? Знает ли он о битком набитых жильцами крошечных квартирках, где не соблюдались ни правила пожарной безопасности, ни даже элементарные санитарные нормы, или о том, как ты прикарманивал и обналичивал чеки социальной службы?

— Ты, похоже, начинаешь хвататься за соломинки, не так ли? Можно подумать, тебя уже сбросили туда…

Кафферти показал на канал.

— Квартира на Блэр-стрит тоже принадлежит тебе. Ты сдаешь ее Нэнси Зиверайт и Эдди Джентри… — Всего двое жильцов, подумал Ребус, только сейчас сообразив, насколько необычно это было для Кафферти. — А Нэнси дружна с Солом Гудиром… Настолько дружна, — добавил он после короткой паузы, — что покупает у него дурь для себя и своих подруг. В тот вечер, когда Сол получил на Хаймаркете удар ножом, Нэнси наткнулась на труп Федорова, и произошло это аккурат на той самой улице, где Сол живет. — Ребус наклонился к гангстеру. — Понимаешь, к чему я веду?.. — прошипел он прямо в лицо Кафферти.

— Не совсем.

— Буквально несколько часов назад русскому консульству вдруг загорелось вывезти тело Федорова в Россию — для похорон.

— Я же говорю, Ребус, — ты пытаешься хвататься за соломинки.

— Это не соломинки, Кафферти, это цепи. И мне кажется, ты знаешь, на кого они в конце концов будут надеты.

— Ты не думал о том, чтобы самому начать писать стихи?

Кафферти говорил спокойно, но Ребус заметил, что гангстер слегка отодвинулся.

— К сожалению, в моих представлениях «Кафферти» сочетается только с эпитетами «мошенник» и «мерзавец».

Кафферти широко улыбнулся, демонстрируя работу дантиста, которая явно обошлась владельцу недешево. Потом он потянул носом воздух и зашагал к дальнему концу моста.

— Я вырос неподалеку отсюда, — бросил он через плечо. — Ты об этом знал?

— Мне казалось, что ты из Крейгмиллера.

— Да, но моя тетка и дядя жили в Горджи, они и присматривали за мной, пока мать работала. Папаша-то сделал ноги примерно за месяц до моего рождения… — Кафферти повернулся к Ребусу: — Ты ведь не из города, верно?

— Из Файфа.

— Тогда ты, наверное, не помнишь скотобойню. Время от времени из ворот вырывался разъяренный бык, тогда власти включали сирену, как при воздушном налете, а нас, детей, держали взаперти, пока не приезжали отстрельщики. Один раз я смотрел из окна и видел, как все происходило. Бык — огромный, черный зверь, весь в пене, с открытой алой пастью, из которой валил пар, — настолько одурел от свободы, что скакал и вскидывал задом, словно теленок. — Кафферти немного помолчал. — Он все прыгал и прыгал, пока приехавший охотник не всадил ему пулю прямо между рогами. Я видел, как у быка подогнулись колени, как остекленели глаза… После этого мне долго казалось, что это был я — последний в мире свободный бык.

— Ну ты и сейчас еще бычара хоть куда, — заметил Ребус.

Кафферти грустно улыбнулся.

— Дело в том, — сказал он, — что теперь мне все чаще кажется: последний свободный бык — это ты, Джон. Ты храпишь, лягаешься и бьешь рогами воздух, потому что никак не можешь смириться с мыслью о том, что я теперь занимаюсь исключительно законными делами.

— Боюсь, что эта мысль так мыслью и останется. К действительности она не имеет никакого отношения. — Ребус бросил окурок в воду. — Зачем ты позвал меня сюда, Кафферти?

Гангстер пожал плечами:

— В последнее время нам с тобой не часто выпадает возможность поговорить один на один. Когда вчера вечером Сергей сказал, что ты за нами следишь… Что ж, возможно, именно это заставило меня встретиться с тобой.

— Я тронут.

— В новостях сказали, что расследование возглавил инспектор Старр. Что, тебя уже выперли?.. Хорошо хоть пенсия у тебя должна быть неплохая.

— И абсолютно законная.

— Теперь у Шивон появится возможность проявить себя.

— Она — достойный противник, Кафферти. Тебе с ней не справиться.

— Поживем — увидим.

— Думаю, что увижу, — кивнул Ребус. — И думаю, ждать придется недолго.

Кафферти отвернулся, переключив свое внимание на бетонный забор, ограждавший строительную площадку.

— С тобой приятно побеседовать, Джон. Даже не скажешь, что тебе остались считаные деньки.

Но Ребус не собирался сдаваться:

— Ты слышал, что случилось с тем русским, с Литвиненко? На твоем месте я был бы поосторожнее в выборе партнеров.

— Не думаю, что кто-то захочет меня отравить. Андропов и я на многие вещи смотрим одинаково. Через каких-нибудь несколько лет Шотландия станет независимой — в этом нет никаких сомнений. Нефти в Северном море хватит еще лет на тридцать; потом можно будет осваивать богатейшие месторождения в Атлантике. Один бог знает, сколько ее там! В худшем случае нам придется заключить договор с Вестминстером, но даже тогда нам достанется не меньше восьмидесяти-девяноста процентов пирога. — Кафферти слегка пожал плечами. — А когда мы разбогатеем, то начнем вкладывать средства в наши обычные развлечения — выпивку, наркотики, азартные игры. В каждом крупном городе мы построим суперказино и будем сидеть и смотреть, как денежки рекой текут к нам.

Ребус хмыкнул:

— Еще один план бесшумного вторжения?

— Русские всегда считали, что в Шотландии должна произойти революция, но тебя-то это не затронет, правда? Ведь ты к тому времени навсегда выйдешь из игры…

Кафферти помахал рукой и повернулся к нему спиной.

Ребус еще немного постоял на мосту, хотя и понимал, что ничего больше не выстоит. Тем не менее он не спешил уходить. Вчерашний Кафферти был актером, представлявшим на сцене в окружении реквизита и статистов. Сегодня он был другим — задумчивым, почти печальным. Как много, подумалось Ребусу, у него различных масок. На все случаи жизни, наверное.