— Я… постараюсь. Но если и ты будешь…

— Я твоя мать, не смей ставить мне условия, — перебила Кристин и сразу же добавила с улыбкой: — И ещё кое-что.

— Что?

— Ты всё-таки встречаешься с Зельдой, верно?

Себастьян почувствовал, как кровь прилила к щекам. Должно быть, впервые за всю его жизнь — от смущения.

— Мама, сейчас не время.

— Брось, мне и так всё понятно. Просто пообещай, что обязательно пригласишь её к нам на ужин.

— Мам!

— Что? Я хочу поужинать. Сразу же после того, как выберемся отсюда, договорились?

— Вряд ли отец будет согласен. Он считает, что… это проблема, — скривившись, произнёс Себастьян.

— Смирится, никуда не денется, иначе уже я стану его проблемой.

Себастьян не нашёл, что ответить. Сейчас и впрямь было не подходящее время для подобных разговоров, однако он не мог просто отмахнуться от матери и сказать, чтобы они сосредоточились только на деле. Он старался, позволяя себе чувствовать и говорить то, что раньше всегда запрещал, и насильно останавливал себя, если вновь начинал думать исключительно так, как думал идеальный искатель. И когда он увидел, как Кристин напала на Нуаталь, он впервые позволил страху овладеть собой. Это было нехарактерно для Себастьяна, и он бы обязательно проклял себя, если бы не понимал, что это нормально — бояться за тех, кто ему дорог.

Он боялся за Зельду, когда видел, что она страдает из-за хаоса. Боялся за Саула, когда тот одновременно с ним выстрелил в Тхай, потому что думал, что демоница атакует именно Саула. Боялся за мать — даже сейчас, когда она смотрела на него так тепло и уверенно, что Себастьян не мог ей отказать.

— Поверить не могу, что соглашаюсь с этим, — выдохнул он.

— Конечно соглашается, ты же умница. — Кристин встала на носочки и поцеловала его в лоб. — А теперь давай найдём выход и снесём пару демонических голов.

Оказывается, прошло всего три дня. Шерая думала, что намного больше.

Она проснулась не в своей спальне в особняке, а в гостевой комнате во дворце фей. Шерая поняла это по чарам, наполнявшим воздух, по удушливому аромату цветов, по нежно-голубым тонам, царившим в комнате. Шёлковый тюль колыхался из-за ветра, проникавшего через открытые балконные двери. Незаправленная кровать была мягкой, манила, но Шерая так и не двинулась к ней, осталась стоять у окна, из которого открывался вид на один из многочисленных внутренних садов. Со столика возле кровати доносились ароматы еды, но аппетита у Шераи не было.

Она всё ещё чувствовала, как хаос давит на неё, и острее всего чувствовала, что на левой руке не хватает мизинца. Она долго смотрела на свою искалеченную руку, думая, что это лишь наваждение, но оказалось, что это было правдой. Хаос Минервы отрезал ей палец, и его нельзя было пришить обратно.

Впрочем, и Минерву не вернуть к жизни. Слуга сказал, что её убил король Джулиан, и Шерая приняла этот факт. Она думала, что почувствует отголоски боли — той самой, которая волнами накатывала на неё в первые месяцы после Вторжение, когда она думала, что остались только она и Гилберт, — но этого не произошло.

Шерая была разочарована в Минерве, и если её сердце и болело, то только из-за прекрасной девушки, которая погибла ещё в Сигриде.

В дверь постучали, и Шерая, мгновенно расправив плечи, развернулась.

На самом деле Данталиону не нужно было стучаться. Он никогда этого не делал, предпочитал вваливаться без предупреждения и заставать всех врасплох. Но тот факт, что в этот раз он по-настоящему постучался, насторожил Шераю.

Варианта было два: либо он издевался над ней, либо хотел оттянуть момент неприятного разговора. Шерая была уверена, что он точно издевался, потому что для Данталиона не существовало неприятных разговоров — каждую тему он мог преподнести с таким энтузиазмом, что становилось тошно.

— Боги, Мур, — с восхищением выдохнул Данталион, едва только переступил порог комнаты. — Как же хорошо ты выглядишь! Я влюблён.

Он положил руку на сердце и даже прикрыл глаза, будто и впрямь был сражён. Шерая, не удержавшись, закатила глаза.

— Лесть тебе не поможет.

— Понятия не имею, о чём ты, — громким шёпотом сказал Данталион. — Я совершенно искренне.

— Знаешь, почему я сказала, что хочу увидеть тебя?

— Потому что соскучилась.

— Потому что из-за того, что ты замешкался, я едва не умерла.

На секунду широкая улыбка Данталиона дрогнула, и веселье, отражавшееся на его лице, практически сошло на нет, но в последнее мгновение он взял себя в руки. Небрежно закрыв дверь, прислонившись к ней спиной, Данталион улыбнулся ещё шире, показывая клыки, и нарочито бодро сказал:

— Понятия не имею, о чём ты.

— Я помню, что видела истерзанное тело, над которым кто-то стоял. Помню девушку в крови. Она звала кого-то, просила остановиться, сказала, что её зовут Тереза. А ещё я помню, что когда мы арестовали Кемену, когда ты пытался напасть на неё, ты говорил о неких Терезе и Беатрис, которые…

— Замолчи.

Голос его стал тихим, дрожащим и, что самое главное, напуганным. Шерая и не рассчитывала, что Данталиона так быстро удастся выбить из колеи. Она вообще не рассчитывала, что он и впрямь придёт.

— Я едва не умерла, — чётко повторила Шерая, собрав руки на груди, — и хотелось бы знать, из-за чего.

Данталион вскинул голову, оскалившись, и дёрнул дверь на себя. Но та не поддалась. Использовать магию в ослабленном состоянии было довольно рискованно, но Шерая решила, что стоит попытаться.

В момент, когда она открывала портал и вытаскивала их с Данталионом из опасного места, она не думала, что будет так зла. В конце концов, она лишь исполняла свой долг: сражалась против демонов, защищала одного из лидеров коалиции. Но теперь, зная, как близко была смерть, что Шерая, лишившись одного только пальца, ещё легко отделалась, она была зла.

За что она сражалась? За что использовала магию до самого конца, исчерпывая внутренний колодец едва не до последней капли?

Шерая не боялась смерти, и даже в момент, когда