В данном случае мемы уже не ментальные гены и не вирусы, а просто-напросто факт подражания. Для тех кто не убежден, что подобное объяснение дает мемам независимую правомерность, Блэкмор продолжает рассуждать о том, что большой человеческий мозг предназначен эволюцией ради блага как генов, так и мемов[710]. С тем же успехом можно было бы утверждать, что Земля предназначена для блага как людей, так и лепреконов.

Вообще-то Докинз несколько отошел от вопроса мемов, и этот факт не остался незамеченным для Дэниела Деннета. Деннет полагает, что Докинзу пришлось пойти на попятный потому, что в настоящее время социобиология (предшественница эволюционной биологии) не пользуется популярностью, но Макграт считает: «Думаю, дело скорее в нарастающем осознании существенной фактической недоопределенности данного тезиса»[711].

На самом деле в материалистской культуре мем требовалось только ввести и не требовалось доказывать его. К примеру, Роберт Аунгер развлекался с идеей новой дисциплины «нейромеметики» в «Электрическом меме» (2002). Как отмечал философ Уильям Л. Бензон, в нейробиологической литературе мемы не рассматриваются, поэтому предприятие Аунгера лишено смысла. Но тем не менее идея слишком хороша, чтобы обойти ее вниманием[714]. Аналогично, «Биология веры» (2000) Джозефа Джованноли убеждает нас в существовании «психогенов»[715] – верований, обладающих свойствами генов. А Ховард Блум в «Принципе Люцифера» (1997) заявляет, что «мемы – это идеи, фрагменты ничто, прыгающие из разума в разум», каким-то образом трансформирующиеся в силу, которая вызывает у общества «острую жажду» – по-видимому, жажду неприятностей[716].

Разработчик Microsoft Word Ричард Броди предлагает классический образец этого жанра в «Вирусе разума» (1996). Книга Броди, объявленная первым популярным трудом, посвященным мемам, – отчасти популярная наука и отчасти издание по самосовершенствованию. В условиях общего замешательства, начавшегося с самого Докинза и связанного с вопросом, напоминает ли мем ген (значит, избежать его невозможно), или все-таки вирус (в этом случае его можно и должно избежать), этот труд – «долгожданная научная теория, объединяющая биологию, психологию и когнитивную науку» Броди склоняется к вирусной гипотезе[717]. Автор уверяет нас, что «люди, понимающие меметику, будут приобретать все больше преимуществ в жизни, особенно в предотвращении манипуляций и попыток использовать их»[718].

Разумеется, Броди знает, как надо воспринимать РДМО – это же «одни из самых мощных вирусов разума во вселенной». Но для беспокойства нет причин:

«Религиозные мемы» Броди так удобно делятся на те, которые придают силы и те, которые не придают. «Именно так! Только и всего! – восклицает он. – Среди религий нет единственной истинной; все они – вариации на тему, или мем. Но давайте повнимательнее посмотрим, какие мемы свидетельствуют об успехе религии»[720].

Интересно, как отнесся бы к идее «успешной религии» Иоанн Креста или ученик Будды Субхути. Вспоминается, как сурово Уильям Джеймс столетие назад раскритиковал бич его страны – отвратительную «богиню удачи», – опять-таки успех. Джеймс был прагматиком, но знал, куда благоразумному прагматизму лучше не соваться.

А если эволюционная психология все-таки делает подлежащие проверке прогнозы? Значит, может появиться и подтверждение ее заявлений насчет РДМО – не обязательно неопровержимое, если другие методы предсказывают те же результаты с равным успехом, но по крайней мере какое-то свидетельство.

Эволюционные психологи предлагают ряд подлежащих проверке представлений о современных социальных проблемах, – к примеру, широко известного утверждения, что отчимы жестоко обращаются с детьми чаще, чем родные отцы. Как объясняет Шерон Бегли в опубликованном в Wall Street Journal биографическом очерке специалиста по философии науки Дэвида Буллера,