– Ты понял, о чём я тебя прошу?

Внимательный взгляд деда высверливал, казалось, самую душу мальчика.

– Ты понял, о чём я тебя прошу? – ещё более требовательно повторил дед. – Помни! От успеха нашей попытки зависит жизнь всей общины. Понимаешь?..

– Да, дедушка… – обречённо просопел Пьетро. – Я всё понимаю! Я буду делать так, как ты сказал.

– Вот и хорошо. – Дед скупо улыбнулся. – А теперь пойдём!

Обернувшись, он открыл окованную железными полосами массивную дверь из морёного бука.

Дед и внук вступили под сень таверны, где все свободные от контрактов наёмники пытались этими самыми контрактами обзавестись. Негласно, конечно. Те из безработных наёмников, у кого ещё оставались наличные деньги, коротали время за выпивкой и игрой в кости в ожидании выгодных предложений по применению их навыков и их оружия.

Взорам путников явился просторный полутёмный, задымленный зал, уставленный длинными некрашеными столами и скамьями. В нём, освещенном лишь десятком слабеньких ламп и большим камином, висели кухонный чад, табачный дым и низкий гул голосов, иногда прерываемый отдельными выкриками и пьяной руганью. Углы зала тонули во мраке.

Возле камина пристроился на табурете пьяный потрёпанный менестрель, терзавший струны расстроенной лютни и горланящий какую-то балладу. Правда, его никто не слушал. Или из-за того, что звуки, которые они с инструментом издавали, тонули в монотонном гуле голосов, или потому, что у всех мужчин, собравшихся здесь, имелись дела поинтереснее.

Остановившись в дверях, староста Фриленда отыскал взглядом свободное место за одним из столов и повлёк внука туда. Сидевшие за столом помятые мужики не имели ничего против того, чтобы дед с внуком заняли свободные места.

Мужики эти оказались гуртовщиками, пригнавшими в город хозяйский скот на продажу и с пьяных глаз забредшие в это заведение, о чём тут же старосте и сообщили. Они даже не подозревали, в насколько специфическом месте очутились, а где пропивать излишек, вырученный за скот, им было совершенно безразлично. Но, поскольку дед пить с ними не захотел, тут же потеряли к новым соседям всякий интерес.

Староста Фриленда заказал подбежавшей к столу толстой неопрятной девке-подавальщице поесть и сунул медную монету. Та быстро вернулась, с неожиданной для её комплекции ловкостью уворачиваясь от многочисленных рук, пытавшихся её ущипнуть, и брякнула на стол две дымящиеся миски с мясной похлёбкой и кружку тёмного эля.

– Ешь! – приказал дед, и Пьетро, изрядно проголодавшийся, жадно набросился на еду.

Дед не ел. Изредка прихлёбывая из кружки, он внимательно изучал собравшуюся в таверне публику.

Собрание взгляду предстало более чем разношерстное.

Молодые и старые, украшенные шрамами и лишённые таковых, весёлые и хмурые… Разные! На любой, как говорится, вкус и цвет.

Всех этих людей объединяло одно – они зарабатывали на жизнь, убивая себе подобных.

Именно среди них предстояло выбрать тех, кто должен был спасти их селение от неуёмной жадности барона фон Хорстмана.

Положа руку на сердце, все они казались Пьетро одинаковыми. И все одинаково отвратительными.

Разновозрастные пьяные мужчины, громко говорящие друг с другом. Кичащиеся своими подвигами, частенько мнимыми.

За некоторыми столами возникали и тут же затухали споры. Иногда достаточно мирно. Когда и с зуботычинами…

– Не то, не то, не то… – вполголоса бормотал старейшина, внимательно изучая лица людей, набившихся в просторный зал таверны. – Всё не то!

– Деда!..

Пьетро несмело потеребил рукав старейшины. Он растерялся в этом странном месте и сильно оробел.

– Чего тебе? – раздражённо бросил дед, нехотя отвлекаясь от созерцания пёстрой толпы, собравшейся под кровом таверны.

– Дед! Как ты собираешься найти…

– Молчи! – потребовал дед и, закрыв глаза, запрокинул голову к закопчённому потолку таверны. – Сейчас я найду… И челюсть подбери, – тихонько посоветовал он.

Внук послушно закрыл непроизвольно распахнувшийся рот.

– Ешь давай!

Минуты три старик молчал, глядя в закопченный потолок невидящим взглядом. Потом, когда Пьетро доел похлёбку, пододвинул ему свою порцию и решительно поднялся.

– Ешь, я сейчас.

Пьетро послушно принялся за его порцию, а дед тем временем пробрался между столами к стойке, расположенной в другом конце зала, и завязал разговор с толстым красномордым трактирщиком.

Мальчик, наворачивая жирное переперченное варево, продолжал внимательно следить за дедом.

Сначала выражение лица трактирщика было презрительно-незаинтересованным. Потом староста извлёк из-под пыльного серого плаща что-то, вызвавшее, если судить по мгновенно изменившемуся взгляду, живейший интерес человека за стойкой. Что именно это было, Пьетро не смог рассмотреть, однако рука трактирщика, соприкоснувшись с рукой старика, спряталась под стойкой, а лицо обрело доброжелательное выражение.

Губы толстяка быстро-быстро зашевелились. Он принялся указывать собеседнику на разные столы, сопровождая каждое указание шевелением губ.

Когда он закончил, староста кивнул ему и направился в обратный путь.

Пьетро, уже доевший вторую миску похлёбки, смотрел на стойку и заметил то, чего дед видеть не мог.

Трактирщик взмахом руки подозвал к себе прыщавого мальчика-служку и что-то шепнул тому на ухо. Выслушав хозяина, подросток кивнул и, подбежав к одному из столов, склонился к уху бородатого крикуна с косой чёрной повязкой на правом глазу, метавшего кости в шумной компании из дюжины угрюмых здоровяков.

Внимательно его выслушав, одноглазый кивнул, в его руке на миг сверкнула мелкая монетка, и служка поспешил к хозяину.

– Пойдём, Пьетро! – дед уже стоял у стола.

– Деда! Вон тот человек…

– Потом, Пьетро, потом! – отрезал дед и мальчик, отставив пустую миску, последовал за ним.

Пробравшись меж столами, они остановились у одного из них.

Компания, собравшаяся за этим столом, на взгляд мальчика, ничем не отличалась от всех остальных. Полторы дюжины разномастных мужчин при оружии пили эль, пытаясь перекричать друг друга и окружающих.

– Извините, господин! – Староста Фриленда осторожно тронул за рукав здоровенного мужика с растрёпанной, неопрятной рыжей бородой, сидящего с краю. – Вы не могли бы меня выслушать…

– Пшёл вон, нищий!!! – проревел рыжебородый с такой силой, словно хотел расколоть небо.

Но небо он не расколол. Более того. На рёв не обратили внимания не только хозяин трактира или посетители, но даже его соседи по столу.