Наиболее поразительным остается использование морской артиллерии вокруг Тира и при форсировании больших рек. Чтобы установить мощные катапульты (оксибелы) и камнеметы (петроболы) на суда и чтобы избежать рассеивания метательных снарядов, что неизбежно бывает связано с поворотами, килевой и бортовой качкой, корабли связывали по два, между ними настилали палубу и на этом сравнительно устойчивом катамаране устанавливали батареи. Огонь велся в направлении носа и концентрировался на одной цели. При взятии Тира Диад поместил орудия на этажи деревянных башен, находившихся на скрепленных судах. Все аппараты для стрельбы были разборными; наплавные средства, которые были совершенно необходимы для форсирования, после каждой операции разбирали, размещали на повозки и везли через пустыни. Габариты, маркировка и числовые формулы позволяли флотским плотникам осуществлять быструю сборку. Однако приспособление машин к конкретным данным топографии и характеристикам водного потока всегда оставалось задачей инженеров, которые в каждом случае должны были изобретать и принимать решение.

Не стоит утверждать, что роль главнокомандующего была ничтожной. Однако ни мужество, ни дух инициативы, ни честолюбие не могли заменить техническую квалификацию. Александр буквально повиновался указаниям профессионалов. Именно то, что летом 326 года он вообразил себе, что акт личного героизма позволит ему обойтись без них и в один миг овладеть городом малавов, стоило ему тяжелого ранения: «Поскольку военные машины задерживались, он первым взломал дверцу в стене и ворвался в город» (Диодор, XVII, 98, 4–99, 2). И случилось то, что и должно было случиться: Александра окружила воющая толпа, осыпавшая его снарядами и ударами, и спасен он был только усилиями македонян, которые установили лестницы на место. Победители признали свое половинное поражение, во всяком случае ту крайнюю опасность, которой подверглись. Они приписали ранение царя пренебрежению к предсказаниям прорицателей. Было бы куда лучше, если бы Александр положился на строителей машин, на механиков, которые были сильнее его в подсчете вероятностей и даже были способны оценить полезное, возможное и необходимое, да что там — просто расстояния и сроки.

Нельзя сказать, что с 334 по 325 год Александр был простым свидетелем мероприятий, которые осуществлялись за него другими. Ибо тогда получится, что Галльские войны были выиграны не Цезарем, а его понтонерами под командой главного инженера Фабия, а спасение французской армии в 1812 году обеспечила самоотверженность понтонеров Эбле. Несомненно, был необходим человек, который был бы способен охватить единым взглядом совокупность операций и решить, какие меры следует принять. Однако случай Полиида, Диада, Хария, Кратета, Диогнета и других иного рода: это были изобретатели, вычислители, мастера, и царю оставалось лишь извлекать выгоду из их достижений. Надо полагать, подлинные завоевания — это всегда духовные завоевания. И, как бы то ни было, зачастую техника оказывается впереди нравов и законов своего времени.

Если жизнь Александра — это, пожалуй, в первую очередь жизнь его армии, если, как и сами древние, мы абстрагируемся от его частной жизни (да, полно, была ли у него частная жизнь?), то его начавшееся на Ниле завоевание Азии (Арриан, III, 30, 9) представляет собой триумф греческой или, скорее, эгейской коммерции, которой Александр только доставил сырье и наличные средства, а также открыл все восточные рынки. Армия явилась прошедшим до Памира и до восточных границ современного Пакистана наконечником копья эллинизма — при том условии, что мы допустим, что речь здесь шла не об обмене идеями, языковыми оборотами или нравами, но прежде всего и главным образом об обмене сырьем и продуктами переработки в рамках монетарной экономики.

Мы уже говорили, что переправившийся через Дарданеллы в апреле 334 года экспедиционный корпус насчитывал, вместе с войсками, посланными Филиппом для завоевания плацдарма, приблизительно 50 тысяч военнослужащих, однако столько же было здесь и людей невооруженных, тех, кого мы называем штатскими, и среди них находились все те, кому было поручено снабжать и развлекать армию. Александр был предводителем и организатором также и этой нестроевой толпы на марше, и в то же время он от нее зависел. Именно она позволяла ему жить и выживать, но часто она же настраивала его и толкала вперед. Если нам очевидно, что Крестовые походы, наряду с прочими, имели также и экономические цели, что можно сказать о завоевателе, который после каждой большой или малой победы набрасывался на персидские сокровищницы, передавал пленников и добычу купцам, во всех покоренных провинциях назначал наряду с военным наместником финансового администратора и создавал торговые центры, которые назывались колониями или просто Александриями? Что можно на это сказать, как не то, что Александр — воистину символ александрийской коммерции?

Величайшими и подлинными врагами всего Греческого союза, а не одного его вождя, «гегемона» Филиппа и затем его сына с македонскими товарищами, с самого начала были вовсе не Дарий и даже не Персидская империя: ими были финикийские коммерсанты, купцы, торговцы, финикийские моряки, которые господствовали во всех портах Арабайи (Сирии и Палестины) от залива Искендерун и до Египта, которые вместе с Карфагеном властвовали в Тирренском море, на Сардинии и в Испании. «Карфагеняне топят в море всякого чужака, который поплывет на Сардинию или к Столпам (к Гибралтару)» (Страбон, XVII, 1, 19).

На протяжении, кажется, тысячи лет между греками и финикийцами существовала торговая конкуренция, подчас перераставшая в войну. В V веке до н. э. греки ценой больших усилий покончили с экономическим господством финикийцев в Эгейском море и на Сицилии. Победа при Саламине осенью 480 года никак не отразилась на военном потенциале персов, поскольку это было, в сущности, морское сражение между финикийской эскадрой и сотней афинских триер. Финикийский флот, более чем в два раза превосходивший численностью флот Греческого союза (400 военных кораблей против 180), был столь грозен, что летом 334 года Александр отказался от морского сражения перед Милетом, несмотря на мнение Пармениона, который советовал ему рискнуть, все поставив на кон. Александр предпочел отпустить свой флот и сражаться с финикийцами с суши, нападая на их базы. Он потратил на это два года, в течение которых были взяты все торговые порты противника от Галикарнаса до Газы, покорены десять кипрских царей, половина из которых были сиро-финикийцами по происхождению, и наконец основана Александрия, эта калитка «реки Египет», «имеющая разнообразные преимущества, поскольку местоположение города благоприятствует как морской, так и внутренней торговле, благодаря превосходному порту, а также тому, что по реке легко перевезти товары и легко сбыть их на самом большом рынке обитаемой земли» (Страбон, XVII, 1, 7).

В этом порту, который разорил все прочие левантийские фактории в Египте, находившиеся между Пелусием и Канопом, греческие коммерсанты заняли место бок о бок с македонскими солдатами и туземцами с дельты, в ожидании того, что сюда будут привлечены коммерсанты из Палестины (речь идет прежде всего об иудеях, которые поселились в четвертом квартале города). Впредь начиная с января 331 года снабженцы, поставщики, спекулянты и перекупщики семитского происхождения, как и греки, прекрасно понимали друг друга в громадном армейском обозе, так что в источниках нет даже упоминания о размолвках между ними. Возможно, это происходило потому, что все они были обуреваемы желанием завоевать рынки, эксплуатировать покоренные страны и основать торговые колонии.