В сумерках одного из апрельских вечеров, когда хлопковые поля и знойный город подернулись светло-серой дымкой, он, едва заметный, стоял, облокотившись на дощатый забор, что-то насвистывая и глядя на месяц, висевший над уличными фонарями Джексон-стрит. Его мозг усиленно работал над проблемой, полностью занимавшей его вот уже целый час: лоботряса пригласили на вечеринку.

В те давние дни, когда все мальчишки питали стойкое отвращение ко всем девчонкам, Кларк Дэрроу и Джим сидели за одной партой. В то время как социальные устремления Джима гибли в промасляной атмосфере гаража, Кларк не терял времени: он влюблялся и разлюбливал, поступал в колледж, начинал пить и бросал, – короче говоря, стал одним из лучших кавалеров города. Несмотря ни на что, Кларк и Джим сохранили дружеские чувства, пусть и не такие горячие, как раньше, но тем не менее совершенно очевидные. Тем вечером старенький «форд» Кларка притормозил перед стоявшим на тротуаре Джимом и безо всякой задней мысли Кларк пригласил друга на вечеринку в сельский клуб. Импульс, заставивший его это сделать, был не менее удивителен, чем побуждение, заставившее Джима принять предложение. Последнее было, по всей вероятности, вызвано бессознательной скукой и полуосознанным желанием ввязаться в какую-нибудь авантюру. И теперь Джим пытался трезво обдумать предпринятый шаг.

Он начал петь, отстукивая своей длинной ногой ритм по каменной плите тротуара, добиваясь точного попадания в негромкий горловой мотив:

За милю от дома, в городе лени,

Дженни, царица лентяев, жила.

Ей нравились кости, и даже со злости

Шесть из шести она бросить могла.

Он прекратил пение и возмутил тишину тротуара разухабистой дробью.

– К черту! – еле слышно пробормотал он.

Они все будут там: все это общество, то общество, к которому должен был бы принадлежать и Джим: по праву бывшего обитателя белого дома, пусть давным-давно проданного за долги, по праву родства с изображенным на портрете офицером в серой форме. Но члены того общества подрастали вместе и понемногу сформировали свой узкий круг – так же постепенно, как постепенно, дюйм за дюймом, удлинялись платья девушек, и так же необратимо, как удлинялись брюки мальчиков, вдруг ставшие им заметно короткими. И для этого общества, где все звали друг друга по именам и помнили, кто с кем дружил в школе, Джим был чужаком: он был из бедняков. Большинство молодых людей смогли бы снисходительно припомнить, как его зовут; трем или четырем девушкам он мог поклониться как знакомый. Вот и все.

Когда закат превратил небо в синий фон, создав достойную декорацию для появления луны, Джим отправился через знойный, умеренно жгучий город на Джексон-стрит. Лавки закрывались, последние покупатели плыли домой, походя на порождение бурного сна остановившейся карусели. Дальше по улице развернулась ярмарка, раскинувшаяся сверкающей аллеей разноцветных шатров, одаряя ночь смесью музыкальных звуков: кто-то играл восточный мотив на каллиопе, перед паноптикумом звучал меланхоличный горн, шарманка весело наигрывала «Домой, в Теннесси!».

Лоботряс зашел в лавку и приобрел воротничок. Затем он неторопливо направился к аптеке «Воды Сэма», перед дверью которой, как и в любой из летних вечеров, стояло три или четыре экипажа, а между ними туда и сюда сновали маленькие негритята с пломбиром и лимонадом.

– Привет, Джим.

Голос раздался откуда-то снизу: Джо Эвинг и Мэрилин Уэйд сидели в автомобиле. На заднем сиденье находились Нэнси Ламарр и какой-то незнакомец.

Лоботряс небрежно прикоснулся к своей шляпе:

– Привет, Бен… – И после краткой паузы добавил: – Добрый вечер!

И он все так же неторопливо продолжил путь к гаражу, на втором этаже которого находилось его жилище. Его «добрый вечер» адресовался Нэнси Ламарр, с которой он заговорил впервые за последние пятнадцать лет.

Губы Нэнси вызывали в памяти первый поцелуй, у нее были темные глаза и иссиня-черные волосы, доставшиеся ей по наследству от матери, родившейся в Будапеште. Джим часто видел ее на улицах, она всегда, как мальчишка, держала руки в карманах; он знал, что за ней, как и за ее лучшей подругой Салли Кэрролл Хоппер, на всем протяжении пути от Атланты до Нового Орлеана тянется целый шлейф разбитых сердец.

Всего на несколько мгновений, но Джим пожалел, что не умеет танцевать… Затем он рассмеялся и, уже дойдя до своей двери, снова начал негромко напевать:

Бросок ее мог бы лишить вас покоя,

Ее красота б вас смела.

Дженни, царица цариц лоботрясов,

В городе лени жила.

II

В половине десятого Джим и Кларк встретились у аптеки и оттуда в «форде» Кларка отправились в сельский клуб.

– Джим, ну как поживаешь? – просто так, чтобы скоротать путь в пахнущей жасмином ночи, спросил Кларк.

Лоботряс задумался.

– Ну, – после паузы сказал он, – живу в комнате над гаражом Тилли. Я ему немного помогаю с машинами по вечерам, и он с меня денег не берет. Иногда подрабатываю на его такси, за чаевые. Так вот и кормлюсь.

– И хватает?

– Ну, у него и днем есть куча работы – особенно по воскресеньям; есть у меня, правда, еще кое-что, но я стараюсь не рассказывать. Ты небось забыл, но я все еще лучше всех в этом городе играю в кости! Теперь меня уже заставляют метать из стакана, потому что как только я беру их в руки – считай, я выиграл.

Кларк понимающе ухмыльнулся:

– А я никогда не мог выбросить, сколько надо. Хорошо бы ты как-нибудь сыграл с Нэнси Ламарр и выиграл бы все ее деньги! Она играет с парнями и проигрывает больше, чем ее папочка ей выдает. Я даже слышал, что месяц назад она продала фамильное кольцо, чтобы расплатиться с долгами.

Лоботряс уклончиво промолчал.

– Белый дом на улице Вязов все еще твой?

Джим покачал головой:

– Продан. Дали хорошую цену, учитывая, что район уже не тот. Адвокат присоветовал все вложить в акции. Но тут тетя Мамми тронулась, так что все проценты уходят на лечебницу.

– Н-да…

– На Севере у меня есть дядя, и я думаю поехать к нему, как только соберусь. У него отличная ферма, вот только работать там некому. Он как-то просил меня приехать и помочь, но я так и не собрался. Там чертовски тоскливо…

Неожиданно он заговорил о другом.

– Кларк, я тебе весьма признателен за приглашение, но – честно – будет лучше, если ты прямо вот здесь остановишься и я пойду домой.

– Чушь! – хмыкнул Карл. – Хоть немного развеешься. Можно даже не танцевать – просто выйдешь на площадку и немножко повертишься.

– Чего? – встревожился Джим. – Только не вздумай подходить со мной к девушкам и исчезать, чтобы я потом, как дурак, шел танцевать!

Кларк рассмеялся.

– Имей в виду, – продолжал Джим, – что если ты не поклянешься, что ничего такого не будет, я вот прямо здесь выхожу и на своих двоих чешу обратно до Джексон-стрит.