Над разбитым «кузнечиком» горели равнодушные немигающие звезды. Чернильная мгла клубилась со всех сторон. Степан повертел головой, отыскивая Денеб. Вот он — светит как ни в чем не бывало…

На секунду Степану стало жутко. Он знал, что такое ночной полет. Едва поднимешься немного, сразу пропадут верх и низ и не будешь знать, куда ты летишь — прямо к звездам или стремительно падаешь на острые скалы. Он представил, как врезается в склон горы, и поежился.

Помедлив, он положил руки на рычаги управления ракетного пояса…

Этот полет, безусловно, был лучшим достижением Степана Чередниченко. Но он не попал ни в какие судейские протоколы. За него не полагалось грамот и наград. Тем не менее знатоки говорили, что Чередниченко побил все мыслимые рекорды на десятки лет вперед.

Сам Степан уверял потом, что полет был вовсе не трудным. Так это или нет, осталось неясным, потому что никто никогда не решился повторить его.

Продолжался он недолго. Через три минуты Чередниченко увидел под собой двойную цепочку огней и плавно опустился на дорогу, а затем на остатках горючего длинными прыжками помчался над дорогой, пока в ракетном поясе не кончилось горючее. Еще через десять минут он увидел в луче фонаря уродливого металлического паука, несущего в передних лапах человека в скафандре.

Он шагнул на середину дороги навстречу Лебединскому, торопливо отстегивая аварийный баллон…

А через час с небольшим показались огни второго вездехода, и скоро Шредер, успевший связаться по радио с «Потомаком», сообщил, что Фостер слышит пеленги Миронова.

Через пять дней, когда на «Рубине» закончилась смена двигателей, на Луну прилетел Федосеев.

В кратере Базы, залитом светом прожекторов, деловито суетились роботы. Возведенная ими постройка была уже разобрана, спиленные мачты и антенны поставлены на место. О недавних событиях напоминала только груда изрезанных балок, возвышавшаяся рядом с куполом Базы.

После того как помощники Федосеева собрали и отладили свои приборы, роботы были остановлены, и начались многочасовые исследования «бегемота».

Двое суток спустя Федосеев объявил, наконец, что исследования закончены, и в кратере снова закопошились роботы. Федосеев отказался полететь на Станцию, как ни прельщала его мысль об отдыхе. Он плохо переносил уменьшенное тяготение Луны и стремился скорее вернуться в привычный мир Земли.

Смольный и Лебединский приехали проводить гостя. Конечно, первым вопросом было — что же случилось с роботами?

— Самое удивительное в этой истории то, что открытое нами явление известно более двадцати лет, — объяснил Федосеев. — Оно было обнаружено при исследовании головного мозга человека. Но обнаружение его у роботов для нас полная неожиданность.

Вы помните, сколько споров о механизме памяти развернулось в последние десять-пятнадцать лет. Проблема казалась нетрудной, и решения ее ждали со дня на день. Однако и до сих пор память для нас во многом загадка. Поэтому при создании вычислительных машин, а потом и роботов блоки памяти у них пришлось создавать, исходя из совсем иных принципов, ничего общего не имеющих с человеческой памятью.

Первые наши роботы были примитивными из-за ограниченного объема усваиваемой информации. Создание кристалломозга позволило при сохранившемся весе и размерах запоминающих устройств вкладывать в машину в сотни раз больше информации. Тем не менее машины с кристалломозгом в принципе ничем не отличаются от первых ламповых и триггерных вычислителей сороковых годов. Вы знаете, что лунные роботы, например, самостоятельно выполняют только самые простые операции. Для того чтобы сделать их универсальными, понадобился главный кристалломозг — «бегемот», объем которого превышает четыре кубометра.

А между тем ученые догадывались, что мозг человека имеет гигантские кладовые памяти, неизвестные нам. В свое время Джаспер и Пенфилд обнаружили в коре головного мозга отделы, при раздражении которых электрическим током происходили совершенно необычные явления. Люди приобрели способность вспоминать то, что было давно забыто ими. Одна женщина во время опыта начала читать целые страницы стихов на греческом языке, которого она не знала, но, как оказалось при проверке, слышала в детстве от брата-гимназиста. Люди, лишенные музыкального слуха и никогда не бравшие в руки ни одного музыкального инструмента, вдруг начинали совершенно правильно воспроизводить мелодии, услышанные много лет назад. Однако механизм этого явления до сих пор не раскрыт. Как это ни странно, не выяснено даже, на каком уровне происходит хранение информации — клеточном, молекулярном или атомном.

О том, что подобная память может быть не только у живого, но и у искусственного мозга, мы совершенно не подозревали. Мы считали, что вся информация в кристалломозге хранится в тех отделах и в том объеме, которые были заданы нами при конструировании. При введении какой-либо программы запоминающие устройства выдавали исполнительным блокам необходимую информацию в виде последовательности импульсов, сочетание которых определяло характер действий машин. Как только программа извлекалась, кристалломозг из активно-действующего центра превращался в пассивное хранилище разобщенных единиц информации.

При сравнительно небольшом объеме мозга роботов-исполнителей все это так и было. Но в большом кристалломозге образовались неизвестные нам связи, и он получил способность сохранять в себе отпечатки всех когда-либо выполненных им программ. Отпечатки эти очень слабы, и наши приборы обнаружили их только потому, что мы знали, что искать. В нормальных условиях они никак не могли отразиться на работе машин, хотя емкость памяти, по самым предварительным оценкам, возросла у большого кристалломозга на несколько порядков.

Если бы Федор Ильич не успел вынуть перфокарту до вспышки, мы еще долго не знали бы об этом. Сигналы, извлекаемые программой из блока памяти, настолько сильны, что совершенно заглушают слабые сигналы отпечатков. Но он вынул программу, а поток излучения от мощной солнечной вспышки подействовал на кристалломозг так, как электрический ток в опытах Джаспера и Пенфилда действовал на мозг их пациентов. Отпечатки программ стали действовать как программы. И только введение настоящей программы прекратило его действие.

Сейчас все это кажется простым и ясным, но, когда я узнал о бунте, мне и в голову не пришло, что виной этому отсутствие программы. Прежде всего я подумал о какой-то обычной неисправности, в только слова Лебединского о том, что роботы строят радиотелескоп, натолкнули меня на правильное решение.

Дело в том, что существует проект проведения ряда исследований на Венере с помощью одних только роботов. Предполагается, что таким образом удастся избежать возможных жертв от нападений птероящеров. Чтобы получать от роботов информацию через мощную ионосферу Венеры и контролировать их действия, намечается построить на Венере большие следящие антенны для связи с Землей и спутниками. Незадолго до отправки роботов на Луну были проведены испытания в пустыне Гоби. При этом один умник запрограммировал роботам свободный поиск строительных материалов да вдобавок заблокировал предохранительные цепи охраны человека в рассуждении, что людей на Венере нет. Я узнал об этом поздно и прилетел туда, когда роботы уже разогнали геологическую экспедицию и растащили буровую вышку. Геологи меня чуть не избили.