От её взгляда половинки меня трескаются на более мелкие осколки. И вот уже дочь начинает думать о том… что не понимает своего отца.

Я уже не разбираю, что движет мной на самом деле. И даже внезапная любовь — причиняет жесточайшую боль. Хотя должна бы — счастье… В её ли силах склеить эти осколки?

Или же сожжёт Любовь меня изнутри… ещё раньше, чем Война испепелит снаружи…

«Кроются в тебе, нойон, два зверя диковинных… Один зверь белого цвета. Его когти загнуты внутрь. Другой — сплошь чёрный. С главами багровыми, как тлеющие угли. Не любят они друг друга, но мирятся до поры до времени. А когда становится невыносимо им находится рядом — выходят они по очереди из твоего тела. И бродят в местах, недоступных нашим помыслам. Белого зверя зовут Душа. Если ему бывает неуютно в теле и выскальзывает он светлой невесомой тенью — тотчас вспыхивают угольки чёрного зверя. Вольготно потягивается он, и тело твоё наливается дремучей злобной силой и становится неуязвимым для врагов… »

Так говорил когда-то Теб-Тенгри… Он же Кэкчу, сын Мунлика. Шаман, посягнувший на часть власти Чингисхана, и оттого — казнённый по приказу Повелителя.

Раньше Хасанбеку этого было вполне достаточно. Чего ещё желать Воину? Со временем он научился делать так, чтобы перед сражениями белый зверь уходил из него. Надолго… Чтобы не мешал хозяйничать чёрному зверю. И тогда заливало взгляд багровым отблеском угольков-глаз, и разгорался огонь внутри. Казалось, вёл злобный зверь его разящую руку, помогал бессчётное количество раз растягивать тугой лук, указывал, где нужно оказаться в тот или иной момент битвы. А пуще всего радовался свирепый обитатель виду оскаленных неподвижных тел врагов. Довольно урчал и долго не мог успокоиться…

Имя ему было — Нутро.

Покуда бродил чёрный зверь по полю с лежавшими вповалку исколотыми, изрубленными телами — неслышно впрыгивала в тело Душа и сжималась в самом потаённом уголочке…

А ещё говорил незабвенный шаман: «Покуда живут эти два зверя вместе — радуйся, Хасанбек. Неспроста никто из них не может покуда взять верх. Но как только это удастся — неважно кому: чёрному или белому, — исчезнет прежний Хасанбек и появится совершенно другой человек».

…Минуло семь дней с того небесного потопа, в мареве которого бились они с гигантскими «черепахами». И всё это время не мог успокоится Хасанбек. А чёрный зверь выл в бессильной злобе внутри, не находил себе места.

Когда разгорячённый боем темник примчал в ставку Повелителя, первое, на что он наткнулся взглядом — была змеиная усмешка Кусмэ Есуга. Если б не окрик хана — изрубил бы его на куски, срезал бы улыбку вместе с губами и скормил собакам. Однако опять пришлось сдерживать и сажать на цепь своего зверя. На слова хана — «Так было угодно Небу!» — поклонился в пояс и ответил:

— Воля твоя, о Великий! Твоя и… Неба.

Уже гораздо позже, когда утих ливень и недобитый враг опять непостижимо исчез, когда похоронные команды бродили по полю недавней битвы, выискивая павших соплеменников, — улеглись страсти… И снизошёл хан до разговора с Хасанбеком. Они опять, как раньше, сидели вдвоём в шатре Повелителя. Тот долго щурил свои кошачьи глаза на огонь лампад, покуда не произнёс:

— Я многое не говорил тебе, Хасан… Потому не гневаюсь на твоё поведение. Однако, пришло время слов. — Он поднял взор на лицо темника, испытывающе поглядел ему в глаза. — Тогда, в царстве Си Ся, позарез было нужно, чтобы все поверили в мою смерть. Уж больно близко подобрались шайтаны, идущие по следу. Нужно было срочно оборвать этот след. О том, что в гробу лежал не я, а мой двойник Урультэй-тумага ведали лишь посланники Вечного Неба да любимый сын мой Тулуй-тайдзи. Не раз выручал меня двойник, в самых трудных случаях, своим невероятным сходством со мной. Но о том сходстве не знал даже ты, верный Хасан — обречён был Урультэй всё время ходить в шлеме с личиной, отчего и заслужил такое прозвище среди гвардейцев — «тумага»… А за пять дней до моей мнимой смерти все узнали, что Урультэй, в числе прочих нукеров личной охраны, погиб, наткнувшись на засаду тангутов. Так было нужно, чтобы он умер вместо меня. Хотя и не подозревал он, для чего я вызвал в тот раз его к себе… Даже я засмотрелся на него, когда он лежал в гробу. Был Урультэй заметно моложе — таким бравым оролуком выглядел и я в свои лучшие годы. Иногда я использовал это — наряжал его в свои доспехи и приказывал проехаться по лагерю. И долго затем летали слухи о том, что и время меня бережёт, не спешит увенчать моё лицо лишними морщинами. Однако — слишком молодо смотрелся Урультэй-тумага в гробу. Пришлось Кусмэ Есугу постараться и, призвав на помощь небесные силы, состарить потайными снадобьями его лицо, чтобы потом объяснять всё воздействием неведомой болезни, сразившей Великого… Долго общались посланники с Небом, покуда не впитали его волю, для того, чтобы передать мне. И гласила она следующее: если я намерен выступить в Вечный Поход, невзирая на трудности и опасности, и в этом походе, слушая глас небесный, неотступно истреблять всех врагов, встречающихся на пути — Небо поможет мне и отвратит злобный взор демонов, шедших по следу… А в конце похода, если сможем достойно пронести Белое Девятихвостое Знамя, — позволено нам будет влиться в лавы Облачной Орды. Что бы ты ответил на такое предложение, мудрый Хасан?

— То же, что и ты, о Великий… Я ответил бы: «Согласен!»

— Я был уверен в том. Потому и передал тебе свою якобы посмертную волю: во главе гвардии двигаться на запад, покуда не встретишь того, кого должно. И даже не сомневался, что ты всё сделаешь как нужно. Я ведь так же, как и вы — прошёл сквозь Облачные Врата. Вместе с Кусмэ Есугом и Дэггу Тасхом. Это они вывели меня на вас… А дальше ты всё знаешь.

— Не всё, Повелитель. Я не знаю, почему после Облачных Врат нам покуда ни разу не удалось наголову разбить врага. Может, кто-то из твоих советников заинтересован, чтобы наши победы не были окончательными? Как сталось так, что ты веришь пришлым людям больше, чем начальнику личной гвардии?

— Если бы я верил им настолько, насколько ты им НЕ веришь — я бы с тобой не разговаривал. Скажу только одно — продолжай и дальше НЕ ВЕРИТЬ ИМ. Только не вздумай дать волю своему гневу… до самого последнего момента. Но запомни накрепко: если однажды встанет выбор между моей и их жизнями, убей обоих не колеблясь!

Хасанбек не верил собственным ушам: «… убей обоих не колеблясь!» Где-то внутри беспокойно откликнулся, заворочался чёрный зверь. Поднял с лап свирепую оскаленную голову: не послышалось ли?.. Не окажутся ли долгожданные слова лишь обманом слуха?

— Я также долго думал, почему оба раза наши победы были неполными. Первый раз помешали сумерки. Но, если бы Кусмэ Есуг не настоял, и если бы мы не рвались спешным маршем навстречу врагу — битва началась бы позднее, и её начало пришлось бы как раз на утро следующего дня. Именно к утру пешая халанкха добралась бы до нашего стана — и уже никакая темнота не спасла бы их от разгрома. А во второй раз… тот же Кусмэ Есуг настаивал, чтобы мы напали первыми, невзирая на страшную непогоду. После же — сослался на то, что Небо уже присудило нам победу, а людям-черепахам — поражение. И доказывал необходимость прекращения бойни… Помнишь нежданное подкрепление после битвы с халанкхой? Откуда взялся тогда Серый тумен?! Посланники объяснили это благосклонностью Неба и наградой за одержанную победу. Небо забрало у моих сыновей воинов, наверняка далеко не лишних, и пригнало сюда… А во время сражения с «черепахами» Кусмэ Есуг прямо сказал мне: если мы сейчас остановим битву и отзовём гвардейцев назад, то Вечное Небо очень высоко это оценит и даст возможность полностью восстановить свои силы… Как понимать это, Хасан? Чему я должен верить и как обязан поступать?