Машина остановилась напротив калитки.

Отец вышел первым. Под ногами захрустел снег. Звук был похож на визг пенопласта, когда его ломают и крошат.

Ждать не пришлось долго. Звонко бряцнул засов калитки.

Из ворот вышел невысокий, далеко не молодой хмурый мужчина в неопрятной, потертой одежде. Стеганая куртка распахнута на груди, в карманы засунуты меховые рукавицы, теплые штаны заправлены в высокие сапоги, на голове вместо шапки плотный тканевый шлем, один из тех, что надевали под каски строители или сварщики. Казалось, хозяин старого дома только что занимался какой-то тяжелой работой или собирался ею заняться. Таскать тяжести, грузить кирпичи… или что там еще можно было делать в этом доме.

– Вы сновидящий? – спросил отец Феликса. – Мы привезли к вам пациента.

– Этот что ли? – он кивнул на юношу, независимо стоящего в стороне. – На больного не похож.

– Он не болен, – поспешила вмешаться женщина. – Но помощь ему требуется…

– А сам он язык проглотил? – усмехнулся старик. – Ладно, заходите.

Развернулся и пошел к дому. Снег под его сапогами скрипел и взвизгивал.

Мать выразительно посмотрела на сына и кивком велела следовать за сновидящим.

Феликс раздраженно дернул плечом. Вся эта комедия начала ему порядком надоедать. Но все же пошел. Стоять без движения становилось холодно.

Дорожки во дворе были аккуратно расчищены и вели в разные стороны. Одна к низкому, темному от времени сараю, другая к корявым яблоням в саду, третья уводила куда-то за дом. Огромные сугробы сверкали серебряными искрами, из них поднимались стволы гигантских деревьев с толстой грубой корой.

Внутри жилища сновидящего было забавно. По двум сторонам от темного коридорчика – кухня и маленькая комната, впереди еще какое-то помещение, побольше. Узкая лестница вела на второй этаж. Дверь наверху была приоткрыта и поскрипывала от сквозняка, приоткрываясь и снова захлопываясь. Пахло горячим камнем нагретых печей, вареными овощами, каким-то барахлом. Феликс поморщился. Дом плебея. Можно было догадаться.

– У него серьезные проблемы с социализацией, – снова заговорила мать, и Феликс покосился неодобрительно. Считали, что он похож на нее. Густыми, кудрявыми волосами, цветом глаз, врожденным аристократизмом, доставшимся от очень далеких предков.

– Проблемы, значит, – повторил старик, стягивая засаленную куртку.

Мать хотела ответить, но осеклась под его неодобрительным взглядом.

– Посидите в зале, – велел хозяин родителям пациента. – А мы с парнем поговорим.

Он внезапно взял Феликса за плечо, ухватил словно железной клешней и потащил в комнату напротив крошечной грязноватой кухни. Закрыл дверь. Привалился спиной к косяку и спросил вполне добродушно:

– Ну?

Феликс сел на единственный стул, стоящий напротив кровати, застеленной потертым одеялом, и вызывающе посмотрел на сновидящего.

– Что, «ну»?

– Рассказывай.

– О чем именно, простите? – надменно скривил губы гость, хотел добавить, что не обязан озвучивать глупости, которые пришли родителям в голову, но наткнулся на взгляд сновидящего и предпочел не произносить вслух заранее подготовленную фразу.

– Что ты натворил? – спросил старик.

– Ничего.

– Пока ничего?

Феликс снова дернул плечом и признался неожиданно для себя самого, хотя не собирался вообще ничего говорить, предоставив это сомнительное удовольствие родителям:

– Им кажется, что я безразличен, жесток и вообще мне на всех плевать.

– Убил кого-нибудь? – заговорщицки подмигнул старик.

– Нет! – Феликс невольно отшатнулся. Но бежать было некуда, спинка стула, к которой он прижался, отрезала все пути отступления.

– Но хотел?

Он промолчал.

– Ладно, давай посмотрим.

Хозяин вытащил из-за шкафа дряхлую раскладушку. Поставил на пол возле кровати, бросил на нее тонкое одеяло, снятое с кровати, подушку.

– Ложись, – велел сновидящий. – И спи.

– Что-то не хочется. – Феликс брезгливо осмотрел жалкое ложе.

– Постарайся захотеть. – Мужчина пошел к выходу и выключил свет.

Скоро из-за неплотно прикрытой двери послышалось приглушенное бормотание голосов. Пациент снял ботинки, стянул куртку, небрежно бросил ее на стул. Лег. Пружины раскладушки тут же завизжали и застонали под ним. В нос ударил запах пыли от подушки и плесени от древней мебели. Феликс несколько раз чихнул, спихнул одеяло в ноги, подальше от лица, и закрыл глаза.

Несмотря на все неудобства, он больше не чувствовал ни раздражения, ни злости. Было скорее смешно. В печке шелестел и потрескивал огонь. За окном падал снег. Тишина и тепло обволакивали мягким коконом. Уходила суета и вечная гонка в попытке доказать, что он лучший. В учебе, в спорте, в отношениях с девушками.

«Здесь-то я точно лучший», – подумал Феликс удовлетворенно и уснул.

Ему ничего не снилось. Сон был глубоким и спокойным. Без кошмаров, мучительного желания насилия, выматывающих неисполнимых желаний.

Кажется глубокой ночью заходил хозяин, гремел заслонкой в печи, смотрел на спящего, сказал что-то невнятное, потом ушел.

Феликс проснулся от света, бьющего в глаза. В комнате было зябко. Сквозь окно, покрытое морозными узорами, светило белое зимнее солнце.

Тишина дома давила на уши. Для того чтобы обойти его весь, потребовалась пара минут. Ни матери с отцом, ни их вещей нигде не было.

Феликс выглянул в окно – машина тоже исчезла. На том месте, где она стояла вчера, из-под снега, примятого колесами, выглядывали вызывающе красные цветы.

В коридоре хлопнула дверь, потянуло ледяным воздухом. Сновидящий вошел в большую комнату, которую называл залом, нагруженный охапкой дров. Свалил в раззявленную пасть камина.

Сейчас, при дневном свете, он еще больше был похож на лесного духа сильвана. Невысокий, но крепкий. С мощными руками, привыкшими к тяжелой работе. Абсолютно белые, кудрявые волосы отступили ото лба, делая его еще шире и монументальнее, вызывая ассоциации с изображением Сократа. Под густыми, тоже седыми, бровями поблескивали пронзительно-синие насмешливые глаза.

– Есть будешь? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Где мои родители?

– Уехали.

– Они бросили меня?!

– Ты не младенец, – оборвал его старик, – проживешь без материнской юбки.

Феликс сжал зубы. Значит, как только появилась возможность, от него избавились! Сбагрили первому встречному. Даже не попрощались.

– Я здесь тоже не останусь!

– Ну давай. Сам дойдешь или проводить? – Сновидящий издевался, глядя на молодого гостя из-под кустистых бровей. – До остановки километров пять пешком. И автобуса часа два прождешь. Если дождешься.