В бывшей Югославии хорваты считали себя стражами границ Запада, доблестно оберегающими их от натиска православия и ислама. Сербы определяют своих врагов не просто как боснийских хорватов и мусульман, но как “Ватикан” и как “исламских фундаменталистов” и “подлых турок”, которые веками угрожали христианству. Как отзывался один западный дипломат о лидере боснийских сербов, “Караджич рассматривает конфликт как антиимпериалистическую войну в Европе. Он говорит, что его миссия – искоренить в Европе последние следы турецкой Османской империи” . Боснийские мусульмане, в свою очередь, называют себя жертвами геноцида; Запад игнорирует их из-за религиозной принадлежности, а значит, они вправе рассчитывать на поддержку мусульманского мира. Все партии в Югославии и большинство наблюдателей со стороны пришли, таким образом, к выводу, что необходимо рассматривать югославские войны как религиозные или этнорелигиозные. Конфликт, как указывал Миша Гленни, “все в большей мере уподобляется по своим признакам религиозной борьбе, ход которой определяют три великих европейских вероисповедания – римско-католическое, восточно-православное и исламское, конфессиональные осколки империй, чьи рубежи столкнулись в Боснии” .

Определение войн, идущих по линиям разломов, как цивилизационных столкновений дает также новую жизнь “теории домино”, которая существовала в эпоху “холодной войны”. Однако теперь именно ведущие страны цивилизаций видят необходимость не допустить поражения в локальном конфликте, ибо это поражение способно послужить пусковым механизмом для череды нарастающих потерь и в итоге привести к катастрофе. Занятая Индией позиция по Кашмиру в значительной мере проистекает из опасения, что утрата этой области подтолкнет остальные этнические и религиозные меньшинства к движению за независимость и таким образом приведет к распаду Индии. Если Россия не положит конец политическому насилию в [c.441] Таджикистане, предостерегал министр иностранных дел Козырев, оно, весьма вероятно, перекинется на Кыргызстан и Узбекистан. Что, как утверждалось, могло бы затем способствовать сепаратистским движениям в мусульманских республиках Российской Федерации, причем некоторые предполагали, что конечным результатом мог бы стать исламский фундаментализм на Красной площади. Следовательно, афгано-таджикская граница, как сказал Ельцин, есть “по существу, граница России”. Европейцы, в свою очередь, выражают обеспокоенность тем, что возникновение мусульманского государства в бывшей Югославии создаст основу для распространения мусульманской иммиграции и исламского фундаментализма и усилит, по выражению Жака Ширака, “les odeurs d'Islam” в Европе . Граница Хорватии есть, по существу, граница Европы.

Когда война по линии разлома обостряется, каждая сторона демонизирует своих противников, зачастую изображая их недостойными звания человека, и тем самым узаконивает их убийство. “Бешеных собак пристреливают”, – сказал Ельцин о чеченских партизанах. “Этот неотесанный народ нужно бы расстрелять… и мы их перестреляем”, – говорил индонезийский генерал Три Сутрисно, имея в виду резню в Восточном Тиморе в 1991 году. Демоны прошлого воскресают в настоящем: хорваты превращаются в “усташей”, мусульмане – в “турок”, сербы – в “четников”. Массовые убийства, пытки, изнасилования и жестокое изгнание гражданского населения из мест постоянного проживания – все возможно оправдать, так как межобщинную ненависть питает межобщинная ненависть. Мишенями становятся и основные символы и памятники культуры противника. Сербы систематически уничтожали мечети и францисканские монастыри, а хорваты взрывали монастыри православные. Как кладези культуры, весьма уязвимы музеи и библиотеки, и сингальские силы безопасности сожгли публичную библиотеку Джаффны, уничтожив “невосполнимые литературные и исторические [c.442] документы”, относящиеся к тамильской культуре, а сербские артиллеристы обстреляли и разрушили Национальный музей в Сараево. Сербы очистили боснийский городок Зворник от проживавших там 40.000 мусульман и установили крест на месте османской башни, которую они только что взорвали и которая была возведена вместо православной церкви, снесенной турками в 1463 году . В войне между цивилизациями потери несет культура.

На протяжении сорока лет “холодной войны” конфликт распространялся по нисходящей, по мере того как сверхдержавы стремились вербовать союзников и партнеров и пытались низвергнуть, перетянуть на свою сторону или нейтрализовать союзников и партнеров другой сверхдержавы. Разумеется, соперничество наиболее интенсивно проходило в “третьем мире”, новообразовавшиеся и слабые страны подвергались давлению со стороны сверхдержав, старавшихся втянуть их в грандиозную глобальную борьбу. В мире, сложившемся после “холодной войны”, многочисленные межобщинные конфликты на религиозной или национальной почве пришли на смену единственному конфликту сверхдержав. Когда в эти межобщинные столкновения втягиваются группы из различных цивилизаций, конфликт приобретает тенденцию к расширению и обострению. По мере того как он углубляется, каждая сторона стремится заручиться поддержкой стран и группировок, принадлежащих к ее цивилизации. Поддержку в той или иной форме, официальную или неофициальную, открытую или тайную, материальную, общественную, дипломатическую, финансовую, символическую или военную, всегда предоставляет одна или несколько родственных стран или [c.443] групп. Чем дольше длится конфликт по линии разлома, тем больше, по всей вероятности, родственных стран окажутся вовлечены в него как помощники, как средство сдерживания или как посредники. В результате такого “синдрома родственных стран” конфликты по линии разлома обладают более высоким потенциалом эскалации, чем внутрицивилизационные, и для их погашения обычно требуются совместные межцивилизационные действия. Если сравнивать с “холодной войной”, то конфликт не “стекает” сверху вниз, он бьет ключом снизу вверх.

Уровни вовлеченности стран и групп в войны, идущие по линиям разлома, различны. На главном уровне находятся те участники, которые фактически ведут боевые действия и убивают друг друга. Ими могут быть государства, как в войне между Индией и Пакистаном и между Израилем и его соседями, а также местные группировки, которые являются, в лучшем случае, государствами в зачаточном состоянии, как в случае с Боснией и с армянами Нагорного Карабаха. В эти конфликты могут быть в то же время вовлечены второстепенные участники; обычно это государства, впрямую связанные с главными участниками, как, например, правительства Сербии и Хорватии в бывшей Югославии и правительства Армении и Азербайджана на Кавказе. Еще более отдаленно связаны с конфликтом третьестепенные участники, находящиеся много дальше от реальных сражений, но имеющие цивилизационные узы с его участниками; таковыми, к примеру, являются Германия, Россия и исламские страны по отношению к бывшей Югославии и Россия, Турция и Иран – в случае армяно-азербайджанского спора. Эти участники третьего уровня часто оказываются стержневыми государствами своих цивилизаций. Диаспоры участников первого уровня – там, где они существуют, – также играют определенную роль в войнах по линиям разломов. Принимая во внимание, что обычно на первичном уровне непосредственно задействовано небольшое число людей и вооружений, то относительно скромная [c.444] внешняя помощь, в виде денежных средств, оружия или добровольцев, часто способна оказывать существенное воздействие на исход войны.