– Ты мне ничего не хочешь сказать? – заговорила трубка голосом Рафы. Голос спокойный, слегка шепелявый, но так зловеще, наверно, говорила бы змея, умей она говорить.

– Нет.

– У тебя осталось пять дней.

– Я понял.

К Рафе у Святого не было никаких претензий. В конце концов, он всего лишь выполняет волю сходняка и действует как хорошо отлаженный механизм. Не исключено, что на его месте Герасим поступал бы точно таким же образом.

– Если мне не удастся выявить крысятника, что тогда? – спросил он.

– Больше толковища не будет, мы дадим тебе один патрон. А как с ним поступить, тебе не нужно подсказывать. Хотелось бы, чтобы ты ушел по-мужски. Со своей стороны обещаю, что похороним тебя по-человечески, как и подобает твоему статусу. Общак предусматривает такие расходы.

Святой почувствовал, как в голосе Рафы прозвучала язвительная нотка.

– Рановато ты меня хоронишь. Ладно, до встречи, – отключил телефон Святой.

Он посмотрел на окна второго этажа. Теперь свет там показался ему зловещим, как будто он заглядывал в окна склепа.

Святой взглянул на часы. Следовало торопиться, Пантелей уже его ждал.

В отличие от многих воров, Пантелей не скрывал, что любит роскошь. Глядя на его трехэтажный особняк, который он воздвигнул в Подмосковье, даже самому неискушенному человеку становилось понятно, что он вложил сюда немереное количество денег. Выстроенный в виде небольшого средневекового замка и обнесенный по периметру трехметровым забором, дом представлял собой настоящую крепость. Но штурмовать ее желающих не находилось. Двор, не зная усталости, освещали мощнейшие прожектора, даже в самых неожиданных углах были воткнуты видеокамеры слежения, и четыре человека охраны, вооружившись короткоствольными автоматами, круглосуточно обходили дом.

Но даже любовь к роскоши не позволила Пантелею оформить архитектурное чудо на собственное имя – братва может не понять, а потому дом был записан на племянника, который уже третий год чалился в одной из магаданских зон.

Жена у Пантелея была гражданская, как и предписывали традиции, однако такое положение дел не помешало ей нарожать вору троих ребятишек, которые, не пожелав идти по следам родителя и едва выучившись, перебрались на постоянное место жительства в Западную Европу.

У каждого посвященного, кто видел подобное богатство, невольно закрадывалось предположение, что часть наличности казначей непременно должен прятать под мраморными плитами, устилавшими просторный холл. Но подобное рассуждение могло вызвать у Пантелея всего лишь снисходительную улыбку. Если наличность и существовала, то о ней знал очень ограниченный круг людей, и охранялась она не менее строго, чем золотой запас России. И в то же время она должна была находиться все время под рукой, чтобы представить ее по первому требованию схода.

Святой подъехал к особняку в точно назначенное время. Стрелки часов отсчитали час ночи. Иногда казалось, что Пантелей имеет весьма смутное представление о смене дня и ночи – он мог позвонить, например, часа в четыре утра и миленьким таким голоском начать рассказывать о том, что как ему осточертела такая жизнь и что свою старость следует встречать в окружении веселых внуков, а не уподобляться скупому рыцарю, сидящему на сундуке с золотом.

Святой всегда прощал слабость старика. Очевидно, точно так же поступали и другие, имея некоторое снисхождение к жалобщику. Но не исключено, что таким образом старик просто пытался выявить лояльных к себе людей.

Встречать Святого вышел сам Пантелей, подобное случалось довольно редко. Обычно он вел себя как премьер-министр дружественной страны – не спешил выйти навстречу, зато при рукопожатии улыбок не жалел. Сейчас было по-другому, а следовательно, произошло нечто такое, что заставило старика отказаться от своих привычек. Он нервничал, и причину такого его поведения Святой понять не мог. Скрыть настроение Пантелея не смогла и широченная улыбка, от которой, казалось, разрывались его щеки.

Перешагнув через порог калитки, над которой в виде огромной подковы нависала арка, Герасим сразу стал предметом интереса двух телохранителей Пантелея.

– У вас в правом кармане что-то есть? – подошел один из них, худой и гибкий, как русская борзая, и протянул вперед руку.

– Ничего особенного, – попытался уверить его Святой, – это всего лишь скорострельный ствол с полной обоймой.

Шутки у охраны были не в чести – оно и понятно, ребята здесь собрались серьезные, что написано на их широких лбах аршинными буквами, и дело выполняют тоже очень важное.

– Отдайте, пожалуйста, пистолет, он вам здесь не понадобится.

Герасим повернулся к Пантелею, но старик лишь беспомощно развел руками, дескать, что поделаешь с этими супостатами, что хотят, то и творят, и управы на них не отыскать. Вот так и докучают мне, старому.

Дом был напичкан секретами, а неожиданностей Герасим не любил – не исключено, что в это самое время откуда-нибудь с верхних этажей здания ему в голову целился снайпер – достаточно сделать всего лишь резкое движение, и негостеприимный двор придется покинуть с дыркой в черепе.

Ох уж эти пантелеевские заморочки!

Святой усмехнулся:

– Как там полагается? Сунуть два пальца в карман и медленно-медленно вытягивать его за рукоять. Я не ошибся?

Парень лишь сдержанно повел плечом:

– Как вам будет угодно.

У крыльца и у ворот стояло еще по два человека – такое впечатление, что они специально выбрали эту позицию, чтобы поливать смертоносным свинцом стоящего у калитки. На плечах, короткими стволами в землю, висели «АКМ». Вяловатый и безмятежный вид охраны был обманчив, в них чувствовались спецы – им достаточно только тряхнуть плечом, как оружие окажется в умелых руках.

Святой достал «беретту» и протянул ее поджарому рукоятью вперед. Тот, слегка кивнув, взял оружие. В глазах – лишь чувство выполненного долга.

– Мы вернем вам оружие на выходе, – вежливо произнес охранник.

Интересно, где Пантелей выцарапал этих парней: из спецназа, ФСБ, а может быть, из десятого управления? Не скажет ведь, стервец! Но, судя по его хитреньким глазкам, их действиями он очень доволен.

– Помнится, у тебя тут деревья вокруг дома были, их что – вырубили? – спросил Святой, поднимаясь по лестнице.

– Охрана распорядилась! – распахнул перед гостем дверь Пантелей. – Говорят, среди них может спрятаться снайпер. Вот и живу теперь в чистом поле, – посетовал старик. – А вот раньше как бывало, выйдешь во двор. Хорошо! Соловушки всюду поют. Голуби любятся. А сейчас одна трава кругом! – очень искренне пожаловался Пантелей.

Внутри помещение тоже было неслабым. Роскошь фонтанировала с каждого квадратного сантиметра. Святой был уверен, что где-нибудь в личных апартаментах Пантелея стоит унитаз из чистого золота, куда сиятельный вор изволит справлять нужду. Когда Герасим шел по паркету из черного дерева, то у него возникало ощущение, что он двигается по алмазным копям.