Ни в одном из этих случаев тревога не сопровождается страхом. Страх — это состояние настороженности и потребность избежать чего-то реального. Тревога — это опасение и предчувствие чего-то, что рисует вам воображение. Как и у депрессии, первопричиной тревоги являются когнитивные искажения, в результате которых люди, склонные к тревоге, переоценивают риск и вероятность неблагоприятного исхода.

В отличие от депрессивных людей, склонный к тревоге человек еще пытается мобилизовать копинг-реакции. Но разница заключается в искаженном мнении, что стрессы повсеместны и нескончаемы и что единственная надежда сохранить безопасность — постоянно держать наготове копинг- реакции. Вся жизнь состоит из конкретных, будоражащих и требующих срочного решения проблем, о которых другие даже не подозревают[98].

Ужасно. И приводит к сильнейшим стрессам. Неудивительно, что тревожные расстройства связаны с постоянной гиперактивностью стрессовых реакций и с повышенным риском возникновения многих заболеваний, которые заполняют страницы этой книги (подверженные тревоге крысы, например, живут гораздо меньше).

Тем не менее далеко не все и не всегда реагируют избытком глюкокортикоидов. Вместо этого бывают чрезмерная активация симпатической нервной системы и избыток циркулирующих катехоламинов (адреналина и норадреналина).

В главе 2 подчеркивается, что катехоламины защищают от стресса, в секунды вручая вам готовое оружие из шкафчика, в отличие от глюкокортикоидов, которые тоже защищают вас, но создавая новое оружие в течение нескольких минут, а то и часов. Катехоламины, вырабатываемые в этот период, готовят реакцию на текущий стресс, а глюкокортикоиды — на следующий стресс. Когда дело доходит до психических расстройств, рост катехоламинов, похоже, все-таки связан с продолжающимися попытками совладать с ситуацией и соответствующими усилиями, а вот избыток глюкокортикоидов скорее сопровождает отказ от таких попыток. Это становится понятно из поведения лабораторных крыс. Крысы, будучи ночными существами, не любят яркий свет, он их тревожит. Поместите крысу в клетку с темными углами, где крыса любит укрываться. Но вот она по-настоящему проголодалась, а в середине клетки под ярким светом лежит замечательная еда. Сильнейшая тревога — крыса пускается к еде, отскакивает назад, снова и снова отчаянно пытаясь добраться до пищи, избежав света. Это и есть тревога, спонтанная попытка справиться со стрессом, и в этой фазе преобладают катехоламины. Если безрезультатные попытки продолжаются слишком долго, животное сдается и просто лежит в темном углу. А вот это — уже депрессия, и в ней доминируют глюкокортикоиды.

Биология тревоги

Задача этой главы—исследовать, как различные психические расстройства и стили личности связаны с неумением справляться со стрессом, и мы уже поняли, что тревога отвечает этой задаче. Но стоит обратить внимание и на биологию заболевания.

Есть вещи, которые отроду вызывают у млекопитающих тревогу. Яркий свет для крыс. Подвешенность в воздухе для наземного существа. Затрудненное дыхание практически для любого животного. Но большинство поводов для тревоги являются для нас приобретенными. Может быть, потому что они связаны с какими-то травмами или просто похожи на что-то, связанное с травмой. Живые существа склонны лучше распознавать одни из этих опасностей, чем другие; например люди боятся пауков, а обезьяны — змей. Но мы можем также научиться тревожиться о совершенно новых вещах— как поскорее проскочить через подвесной мост, задаваясь вопросом, не из Аль-Каиды ли тот парень в грузовом автофургоне.

Это — совсем другой тип научения, чем то, эксплицитное, о котором мы говорили в главе 10 и в котором участвовал гиппокамп. Это научение — имплицитное, при котором в вашем теле вырабатывается определенная автономная реакция. Рассмотрим пример с женщиной, пострадавшей от жестокого изнасилования, после чего всякий раз, когда она видела похожего человека, ее мозг научился подавать сердцу сигнал—биться быстрее. Классическое обусловливание по Павлову: в определенное время звенит звонок, по которому выдают еду, — и мозг научился в это время активировать слюнные железы; вы постоянно наблюдали определенный тип лица—и мозг научился активировать симпатическую нервную систему. Обусловленные воспоминания могут всплыть совершенно неожиданно, без всякого участия вашего сознания. Эта женщина веселится на шумной вечеринке, прекрасно проводит время, и вдруг—тревога, дыхание перехватывает, сердце бешено колотится, а она не имеет ни малейшего понятия почему. И только через несколько секунд понимает, что дело в человеке, который прямо за ее спиной разговаривает с теми же интонациями, что и насильник.

Организм реагирует еще до того, как придет осознание сходства. Как мы видели в главе 10, если мягкий кратковременный стресс улучшает эксплицитное научение, то затянувшийся или сильный сводит его на нет. А вот неосознаваемое, имплицитное, автономное научение улучшается любым типом стресса. Например, усильте звук — и лабораторная крыса выдаст реакцию вздрагивания, испуга: в считанные миллисекунды ее мышцы напрягаются. Заранее воздействуйте на крысу стрессором любого типа, и реакция испуга усилится и, скорее всего, станет привычной условной реакцией. То же самое и у нас.

Как я уже говорил, это находится вне сферы действия гиппокампа, удивительно рационального канала эксплицитной памяти, помогающей нам вспоминать чей-то день рождения. Обусловливание же тревоги и страха относится к компетенции связанной с ним области мозга — миндалевидного тела[99]. Чтобы понять его функцию, нужно сначала взглянуть на те области, с которыми оно обменивается сигналами. Один из каналов к миндалевидному телу идет от проводящих путей болевой чувствительности. А это возвращает нас к главе 9 и к разговору о боли и ее субъективной интерпретации. Миндалевидное тело связано и с ней. Оно тоже получает сенсорную информацию. Причем, что примечательно, получает ее прежде, чем она дойдет до коры и вызовет осознание ощущения — сердце женщины начинает судорожно колотиться еще до того, как она осознает интонацию того человека. Информация к миндалевидному телу приходит от автономной нервной системы. Какое значение это имеет? Предположим, к вам в мозг попадает некая неоднозначная информация и миндалевидное тело «решает», пора ли вашему организму начинать тревожиться. Если сердце выскакивает из груди, а желудок подпрыгивает к горлу, такие входящие сигналы побудят миндалевидное тело проголосовать за тревогу[100]. И для полноты картины: миндалевидное тело очень восприимчиво к сигналам глюкокортикоидов.

Огромное значение имеют и выходные сигналы от миндалевидного тела— в основном к гипоталамусу и смежным форпостам, которые инициируют усиленную выработку глюкокортикоидов и активируют симпатическую нервную систему[101]. И как реагирует миндалевидное тело? С помощью КРГ в качестве нейротрансмиттера.

Некоторые наиболее убедительные данные о причастности миндалевидного тела к состоянию тревоги получены в результате томографии мозга. Поместите человека в томограф, погоняйте перед его глазами разные картинки и посмотрите, какие области и участки мозга будут активироваться в ответ на каждую. Покажите жуткую рожу, и миндалевидное тело вспыхнет. Заставьте картинки воздействовать на подсознание — мигать с частотой тысячных долей секунды, слишком быстро, чтобы восприниматься сознанием (и слишком быстро, чтобы активировать зрительную кору), — и миндалевидное тело вспыхнет[102].