Но подарок, который ты сделал мне сегодня, заставил меня передумать. Я знаю, как ты получил эту кость. Знаю, что необходимо было выжать сок из спелой вишни. — Этим эвфемизмом Хэнсу обозначал кровопролитие. — И знаю, что ты не отшатнулся от этого. Знаю, что ты одержал победу в трудном деле — благодаря удаче или коварству и хитрости, мне все равно. Я равно ценю удачу и ум. — Он крепко, до боли, сжал руку Чэнгуна, но тот не поморщился и не убрал руку. — Ты едешь в Убомо, сын мой, как представитель «Удачливого дракона».

Чэнгун склонился к руке отца и поцеловал ее.

— Я не подведу, — пообещал он, и одна-единственная слеза радости и гордости выкатилась из угла его глаза и упала на сухую кожу отцовской руки.

Официальное объявление о своем выборе Нинь Хэнсу сделал на следующее утро, сидя во главе лакированного стола, выходящего на сад.

Пока отец говорил, Чэнгун наблюдал за лицами братьев. Ву оставался бесстрастным, как статуэтка из слоновой кости, какие много лет назад делал их отец. Лицо его оставалось неподвижным, гладким, беловато-желтым, но взгляд, который он бросил через стол на брата, был страшен. Когда старик кончил говорить, несколько секунд царила тишина: братья обдумывали изменения, происшедшие в мироустройстве.

Затем заговорил Ву:

— Достопочтенный отец, вы мудры во всем. Мы, ваши сыновья, склоняемся перед вашей волей, как стебель риса под северным ветром.

Все четверо поклонились так низко, что лбом едва не коснулись пола, но, когда выпрямились, три других брата смотрели на Чэнгуна. И в этот миг Чэнгун понял, что, возможно, добился слишком многого. Он получил много больше того, что было у троих братьев вместе взятых, и теперь впервые почувствовал, как вниз по спине скользнула ледяная сосулька страха: братья смотрели на него глазами крокодилов.

Он знал, что нельзя потерпеть неудачу в Убомо. Тогда ему отплатят.

Но как только Чэнгун вернулся к себе, страх был забыт и на смену ему пришло ощущение успеха. Перед возвращением в Африку предстояло очень много работы, но он не мог на ней сосредоточиться. Завтра — несомненно, но не сейчас. Он слишком возбужден, его мысли разбредаются, он не знает покоя. Нужно сжечь излишек энергии, вызывающей и физическое, и душевное напряжение.

Он точно знал, как достичь этого. Для успокоения души у него был собственный тайный обряд. Конечно, опасный — чрезвычайно опасный.

Не раз это приводило его на грань катастрофы. Но риск отчасти объяснял действенность обряда. Чэнгун знал, что, если где-нибудь даст маху, потеряет все.

Грандиозный успех последних дней, выбор отца и достигнутое превосходство над братьями — все это будет сметено.

Риск огромный, совершенно не соответствующий тому мимолетному наслаждению, которое Чэнгун получит. Возможно, это свойственная азартным людям тяга к игре со смертью. После каждого такого случая он торжественно обещал себе, что больше никогда не впадет в подобное безумие, но всякий раз искушение оказывалось слишком сильно, особенно в такие мгновения, как сейчас.

Как только он вошел в свои комнаты, жена заварила ему чай и созвала детей, чтобы они проявили уважение к отцу. Он в течение нескольких минут разговаривал с ними и посадил младшего сына на колени, но был слишком рассеян и скоро отпустил детей. Они с нескрываемым облегчением ушли.

Эти официальные встречи всегда были для них слишком большим напряжением. Чэнгун не очень умел обращаться с детьми, даже с собственными.

— Отец выбрал меня для поездки в Убомо, — сказал он жене.

— Это большая честь, — ответила она. — Поздравляю. Когда мы уезжаем?

— Я поеду один, — ответил он и увидел в ее глазах облегчение.

Чэнгуна раздражало, что она не старается его скрыть.

— Конечно, я пошлю за тобой, как только завершу приготовления.

Жена опустила глаза.

— Я буду ждать твоего вызова.

Но он не мог сосредоточиться на ней. В голове гудело от возбуждения.

— Я часок отдохну. Проследи, чтобы меня не тревожили. Потом поеду в город. Перед отъездом нужно проделать очень много работы. Вечером не вернусь, переночую в квартире на Тунхуа-роуд. Перед тем как вернуться, пришлю тебе сообщение.

Оставшись один в своей комнате, он повертел в руках телефон.

Положил беспроводную трубку на стол и стал смотреть на нее, повторяя каждое слово, которое скажет. Его дыхание стало коротким и быстрым, словно Чэнгун бегом поднялся по лестнице. Телефон был снабжен специальным кодирующим устройством. Такой телефон невозможно прослушать, и никто — ни военные, ни полиция, ни правительственные чиновники — не могли отследить тайный номер, который набрал Чэнгун.

Очень мало людей знали этот номер. Она однажды сказала, что сообщила его только шести своим самым ценным клиентам. Ответила она после первого же звонка и сразу узнала Чэнгуна по голосу. Поздоровалась, назвав его условным именем, которое присвоила ему.

— Вы почти два года не были у меня, Человек Зеленой Горы.

— Я уезжал.

— Знаю, но я все равно скучала.

— Я хочу прийти сегодня вечером.

— Нужен особый вариант?

— Да.

Чэнгун почувствовал, как при одной мысли об этом у него свело живот. Ему показалось, что от возбуждения, страха и отвращения его вырвет.

— Очень мало времени на подготовку, — сказали в трубке. — И цена с вашего прошлого посещения выросла.

— Цена не имеет значения. Можно это устроить?

Он услышал нотки напряжения в собственном голосе. Ему захотелось прикрикнуть на собеседницу, и тут она сказала:

— Вам повезло. — Ее голос изменился. Он стал непристойно мягким и каким-то скользким. — Я совсем недавно получила новый товар. Могу предложить вам двух на выбор.

Чэнгун откашлялся, выплюнул комок слизи и только тогда смог спросить:

— Молодые?

— Очень. И очень нежные. Нетронутые.

— Когда будет готово?

— Сегодня в десять вечера, — сказала она. — Не раньше.

— В приморском павильоне? — спросил он. — Да, — ответила она. — У ворот вас будут ждать. В десять вечера. Не раньше и не позже.

Чэнгун поехал в жилой дом на Тунхуа-роуд. В этом самом престижном районе города квартиры стоили очень дорого, но платил «Удачливый дракон».

Чэнгун оставил свой «порше» в подземном гараже и на лифте поднялся на верхний этаж. Когда он принял душ и переоделся, было еще только шесть часов. У него оставалось достаточно времени для подготовки.

Из дома он вышел пешком и пошел по Тунхуа-роуд. Он любил ренао Тайпея. И скучал во время поездок по нему тоже. Слово «ренао» почти невозможно перевести с китайского ни на какой язык. Оно означает одновременно праздник, оживление, радость и шум.