Наклонившись ко мне, она спрашивает:

– Кто обидел тебя, любимый?

– Но... – Не веря глазам, я протираю их кулаками. На меня обеспокоенно смотрит пара зеленых глаз, которые одни на всем свете.

– Аленушка, – сиплым шепотом зову ее я.

– Любимый! – Обвив шею руками, царевна целует мои глаза.

Но как?! Я ведь видел... Ничего такого я и не видел – лишь кого-то в плаще с закрытым лицом – и подумал, что это Алена.

– Я думал, ты...

Каменная дева осторожно ставит меня на землю, давая возможность заключить любимую в объятия. Наши губы соприкоснулись, и мир вокруг исчез. Лишь в отдалении замолкли шаги моих друзей, которые со свойственным им тактом удалились, оставив нас наедине. Правда, звук затрещины, которым наставили на путь истинный Гнусика, прозвучал как выстрел, но это мелочи, как и его скорее напускное ворчание: «Так интересно же...»

Тут в моем повествовании идет пропуск, небольшой, страниц пять-шесть, охватывающий события часов десяти – двенадцати, но для истории это несущественно, а редакторы потребовали этого категорически. Один с пеной у рта приказал вырезать «это непотребство, своим натурализмом способное развратить юные умы», второй заявил несколько иное: «это оставить, остальное вырезать», что и осуществил, подкрепив свои аргументы «Договором о сотрудничестве», согласно которому все произведения, подпадающие под графу «После 18...», должны печататься только в их так называемой газете.

Я дрался за целостность текста аки лев, образно выражаясь, разумеется, поскольку кусать работников издательства как-то не принято, да и не поощряется, хотя порой и хочется... но речь не об этом. В конце концов с болью в сердце пришлось разделить произведение на две части: одну вы видите перед собой, а один из экземпляров второй, если кто уж очень захочет, можно найти на дне сундука Бабы Яги. Только без спросу не суйтесь туда, особенно если вы принц или царевич, а то застарелые привычки, ну, вы понимаете... бороться с ними трудно.

К тому времени, когда мы с Аленушкой вышли к компании, на их лицах явственно читались два чувства: демонстративно – тоска смертная, скрыто – уважение.

Трое-из-Тени, храня каменное спокойствие, приветствовали наше появление дружным: «Здравствуйте», и лишь Гнусик пробурчал себе под нос:

– Уже?

Кэт улыбнулась и обняла нас.

– В путь?

– Поспешим, – сказал я. Мне было стыдно перед друзьями, что забыл про них, позволив чувствам взять верх над рассудком.

– Куда пойдем? – стоя у камня, возле которого расходились три тропинки, спросила Бианка.

Заметив на валуне следы краски и предположив, что, может, где-то тут есть указатель таможенных пошлин за использование тропинок, я отбросил в сторону густую поросль плюща и прочитал следующее: «Иди куда хочешь. Дорогу домой не выбирают».

Спасибо и на том.

Выбрав уже знакомую тропинку, мы пошли дальше, обмениваясь по дороге новостями.

Я рассказал со всеми подробностями про бой с Кощеем и о прыжке неизвестной в плаще, которую принял за Алену.

– Как назад шел, только клубок знает. Я почти и не помню ничего. Дошел – да и ладно. Лучше расскажите, как вы сюда добрались.

– На помеле прилетели, – просто ответила Алена.

– Когда мы расстались... – Кэт спешилась, чтобы нам легче было с ней беседовать, и сунула метлу под мышку. – Так вот, когда мы расстались, я отправилась назад, на поиски лешего, а это верст сто, не меньше; в своих владениях Кощей всю лесную живность повывел, лишь призраки неприкаянные скитаются, гады ползают да воронье пирует.

– Этого добра там с избытком, – вставил более мягкий из бывших братьев из тени, в моральном отношении разумеется. Твердость мрамора не мне сравнивать...

– Только-только на помело села, – продолжала молодая ведьма, – смотрю – летит Змей Горыныч, глаза свои огромные выпучил, вместо огня – дым, а сам дрожит словно осиновый листок. Я встревожился:

– Что-то случилось?

– Не перебивай, – попросила Алена, – сейчас самое смешное будет.

– «Что такое?» – спрашиваю у него. Он на колени бух, окрестные деревья в щепу. «Спаси! – кричит. – Привидение!»

Пришлось заскочить в замок, с привидением разобраться. Оставила Горыныча у входа – идти дальше он наотрез отказался, как и пускать в башню с яйцами кого-то постороннего. Для меня сделал исключение. Вошла я, а саму страх разбирает: «А вдруг буйный попадется?» От Кощеева замка всякого ожидать можно. И тут – на! – башенный призрак. Я как завизжу. Ожидала чего угодно, но такого...

Аленка прыснула в кулачок, видимо находя эти события ужасно смешными. Но что такого смешного во встрече с призраком, от одного вида которого бесстрашная ведьма визжит словно бабка-ростовщица, которой приснился Раскольников?

– ...вышла я к Горынычу и поставила условие, чтобы он за лешим меня свозил и привез нас обратно. Все же скорость у него побольше будет. Взамен я гарантировала вывод призрака из башни. Тихо и мирно, по-домашнему можно сказать.

– И он согласился?

– Конечно.

– Так ты избавила башню с яйцами от призрака?

– Ага. Правда, с трудом уговорила его сперва подождать, пока я вернусь с лешим, а уж потом бросаться на охоту за тобой.

– Призрак собирался искать меня?

– Не просто искать – непременно найти.

– Зачем?

– Может, сам у нее спросишь?

– Призрак – это она? И она здесь?

– Да.

– Где? – Я нервно озираясь, поежился. – И что ему, то есть ей, нужно?

– Тебя-а-а... – сделав круглые глаза и имитируя грозный призрак, протянула Аленка, обвила мою шею руками и одарила жарким поцелуем.

– Не понял, – честно признался я.

– Я и была тем призраком, которого так испугался Змей Горыныч, – пояснила царевна.

– Но как он мог принять тебя за призрак?

– О... – улыбнулась Кэт. – Видел бы ты, в каком виде она предстала предо мной. Сарафан весь перепачкан и изорван, волосы растрепаны, все облеплено паутиной и припорошено пылью.

– Да ладно вам. Я бы в любом виде с призраком ее не перепутал.

– При других обстоятельствах Горыныч тоже. Но мы-то считали, что царевну увез Кощей, а тут она, да еще в таком виде... сарафанчик, кстати, сохранили, приданое все же. Может пригодиться...

– Зачем? – простодушно поинтересовался я.

– Тебя пугать, – рассмеялась Аленушка, сверкнув жемчужными зубами.

– Вот испугаюсь до смерти, – пригрозил я, – будешь знать.

– Я не буду, – пообещала Далдонова меньшенькая, – разве что немножко.

– Ну ладно, если немножко, то можно...