его демократической, если не сказать демагогической, программы. Выше мы говорили, что в некоторых действиях Перикла отчетливо просматриваются элементы демагогии.

Демагогией, в частности, было введение оплаты судьям. Аристотель прямо характеризует эту меру как демагогическую. Он приводит рассказ о том, что оплата судьям была введена в ходе соперничества Перикла с Кимоном. «Также и жалованье в судах ввел впервые Перикл, – замечает он, – употребляя демагогический прием в противовес богатству Кимона» (Arist. Ath. Pol. 27. 3–4). Так же эта мера трактуется в «Политике» (Arist. Pol. 1274 a 8–9)[1215]. О том же со ссылкой на Аристотеля говорит и Плутарх, считавший введение оплаты способом добиться расположения толпы, т. е. демагогией (Plut. Per. 9).

В этот же контекст вписываются и другие меры Перикла, в частности выведение клерухий и развертывание строительной программы (Plut. Per. 11). Любопытно, что последняя была направлена помимо прочего и на обеспечение занятости населения – одной из забот Перикла (Plut. Per. 12). По этому поводу высказывается немало сомнений[1216]. Однако несомненно то, что развертывание строительной программы имело социально-политическое и идеологическое значение[1217].

Менее ясны мотивы принятия закона о гражданстве. По этому поводу высказываются различные точки зрения. Мы не будем здесь повторять сказанное в предыдущем разделе. Отметим лишь то, что этот закон ни в коей мере не менял конституционного устройства Афин. Этим законом изменялись социальные контуры гражданского коллектива, что, по-видимому, в большей мере следует оценивать в контексте империалистической позиции Афин в целом и Перикла в частности.

Если сказанное верно, то мы можем дать ответ и на второй сформулированный выше вопрос. Даже если проведенные Периклом преобразования не вносили ничего нового в конституционное устройство Афин, они, безусловно, укрепляли позиции демоса. Этими мерами Перикл-простат на деле выполнял взятые им обязательства, наличие которых мы предположили выше. Их исполнение, в свою очередь, укрепляло его авторитет и обеспечивало политическое доминирование. Естественно, единоличная власть, которой фактически располагал Перикл, не могла не вызвать критику. В предыдущем разделе мы уже говорили, что начало реализации строительной программы станет для аристократии поводом для борьбы с Периклом.

Некоторые исследователи не склонны видеть в противостоянии Перикла и Фукидида конфликт между сторонниками и противниками демократии. Так полагает, например, Х.-И. Хёлькескамп. Оба политика выступали за укрепление позиций Афин в морском союзе, т. е. были сторонниками проведения империалистического курса, и расходились лишь в понимании методов его проведения[1218]. Сказанное выше позволяет предполагать, что различия между соперниками были более значительными. Перикл не только долгое время был непререкаемым и самым влиятельным политиком в Афинах. Но, будучи простатом демоса, он олицетворял именно демократическую линию политического развития. Поэтому мы склонны принять версию Плутарха, видевшего в этом противостоянии борьбу демократического и аристократического (антидемократического) направления в политике.

В этой борьбе, как было показано, Перикл оказался победителем. Напомним цитировавшиеся выше слова Плутарха: Перикл «добился изгнания Фукидида и разбил противную партию» (Plut. Per. 14). В этом, кстати, вновь обнаруживается персональный характер связей между лидером и группой. После того как Фукидид был изгнан, созданная им группировка распалась. У. Коннор замечает по этому поводу, что «новому человеку было нелегко принять на себя лидерство в группе после того, как был изгнан Фукидид»[1219].

После этого Перикл становится единоличным лидером. Впрочем, дело было не только в этом. Мы полагаем, что неограниченная власть Перикла объяснялась его простасией, дававшей ему неформальные в большей мере полномочия. Вот почему его преемники, стремясь стать простатами, разворачивают беспрецедентную борьбу за влияние на демос. «Преемники Перикла были скорее равны между собой; в то же время каждый из них, стремясь стать первым, угождал народу и предоставлял ему управление государством» (Thuc. II. 65. 11). А военные неудачи Фукидид объясняет тем, что «в стремлении своем к руководительству народом (περὶ τῆς τοῦ δήμου προστασίας) вожди этого войска (афинского. – В. Г.) заняты были личными нареканиями и тем ослабляли войско и взаимными распрями внесли смуту в государственные дела» (Thuc. II. 65. 11). Именно тогда, как нам представляется, в афинской демократии появятся черты охлократии.

Заключение

В настоящей книге была предпринята попытка исследовать процесс становления афинского демократического полиса. Прежде всего нас интересовали механизмы политической эволюции, которые привели к демократии. Проведенное исследование позволяет говорить о двух социальных силах (акторах) – аристократии и демосе, сыгравших значительную роль в данном процессе. Анализируемый процесс относится к периоду архаики, когда в обществе доминировала аристократия. Развернувшаяся внутри аристократии борьба привела к нарушению социально-политического устройства полиса. Все попытки стабилизировать положение были так или иначе связаны с привлечением к управлению обществом демоса и тем самым запустили процесс коренного изменения политического режима в сторону его демократизации.

Особенностью периода архаики, как мы говорили, была тенденция к олигархизации, проявлявшаяся в том, что победившая группировка стремилась прочно удерживать власть в своих руках. Дело в том, что правление аристократии не означало автоматического политического равенства для всех аристократов. Об этом же говорил и Аристотель, обративший внимание на отсутствие четких границ между аристократическим и олигархическим режимами. «В аристократиях распри происходят отчасти вследствие того, что в них лишь немногие пользуются почетными правами; это обстоятельство… вызывает политические движения и в олигархиях, так как в сущности аристократия в известном отношении является олигархией: в обеих правят немногие, хотя основание отбора немногих не одно и то же. Вследствие этого можно и аристократию считать олигархией» (Arist. Pol. 1306 b 21–27, здесь и далее пер. С. Жебелева). По этой причине одним из стимулов, приведших к демократизации общества, можно считать своего рода аристократический эгалитаризм – стремление аристократии к равенству внутри собственного слоя.

Сказанное, на наш взгляд, не означает, что только аристократия запустила механизмы политических перемен, неожиданным следствием которых стало создание предпосылок для демократии, как полагает В. Эдер[1220]. Роль демоса могла проявляться уже при первых случаях таких перемен. Вначале это спорадические вспышки активности, как, например, при подавлении заговора Килона, а затем более ощутимое участие в политических событиях. Со временем демос становится той силой, опора на которую может дать одной из борющихся сторон перевес над соперниками. Поэтому аристократы охотно пользовались поддержкой демоса, превращаясь в простатов демоса. Заметим также, что помимо желания тех или иных аристократов опираться на демос (или выражать его интересы) требовалось признание, легитимация его как лидера самим демосом. Есть основания полагать, что простаты избирались демосом, как было в случае с Солоном, Писистратом и Клисфеном[1221].

Поддержка народа становится необходимой не только при поисках выхода из кризисных ситуаций и при создании механизма политического уравнения (или ранжирования) аристократов,