Машина Гедина «мчалась через Потсдам, от Виттенберга до Дессау, от Лейпцига до Галле, а затем на полной скорости по бесконечному автобану, который белой полосой исчезал за горизонтом». Путешественник обратил внимание на то, что приблизительно через каждые 30 метров на дороге были установлены деревянные столбы, чтобы вражеские самолеты не смогли приземлиться на автобан. Они проехали 600 километров (половину этого расстояния по обычным дорогам) ровно за 7 часов: «Мы доехали быстрее, чем на поезде-экспрессе»[855].

18 июня 1940 г. Бриджет писала Хьюго из поместья Вотерзен: «Как хорошо, что война на Западе окончилась! Все вышло именно так, как и говорил старик из Мекленбурга [возможно, имеется в виду Гитлер]»[856]. Пока на фронте для немцев все складывалось удачно, но проблемы в самой стране оставались. «Мы никак не можем нанять служанку, и это ужасно», – жаловалась Бриджет мужу спустя три дня. К июлю графиня очень устала от постоянного напряжения: «Дорогой, пожалуйста, приезжай немедленно. Бомбежки уже совсем настоящие. Мне очень одиноко, вокруг рвутся бомбы. Говорят, что войска из Норвегии отправят в Англию. Мне так надоела эта дурацкая война»[857]. Пап, пожилой слуга в поместье, был ужасно зол на то, что союзники разбомбили памятник Бисмарку в Гамбурге. Через несколько недель Пап, совершенно забыв о национальности хозяйки замка, заявил, что «очень жалеет о том, что немецкие летчики не разбомбили поезд, в котором король Георг VI с супругой ехали в Шотландию»[858]. Плохой урожай картофеля («весь сгнил») и огромные налоги вряд ли улучшили настроение Бриджет.

К Рождеству 1940 г. Гарри Фланнери, который сменил Уильяма Ширера и стал корреспондентом американской телерадиосети Си-Би-Эс, пробыл в Германии уже полтора месяца. Фланнери отметил, что увеличили паек бобов, гороха, чечевицы, а также мармелада и сахара. Продавали рождественские елки и игрушки: бомбардировщики, подлодки и солдатскую форму. Для создания праздничного настроения в газетах напечатали стихотворение японского посла:

Бидди отмечала Рождество с семьей в деревенском доме брата мужа под Бременом. Начала задыхаться одна из свиней, и пришлось вызвать посреди ночи мясника, чтобы он ее зарезал. «Мы стояли в хлеву, – вспоминала Бидди, – и в свете масляной лампы наблюдали за происходящим. Все было, словно на картине Рембрандта. Хлев и дом находились под одной крышей». Зарезать свинью в то время было делом рискованным. В сентябре одному крестьянину в Ростоке отрубили голову за то, что он зарезал свинью без разрешения[860][861].

В канун Нового года семья вернулась в Берлин, где около полуночи Фланнери находился в пресс-бюро и готовил передачу. В здании находились также Уильям и Маргарет Джойс, более известные под кличками «лорд и леди Хо-Хо». Они пригласили Фланнери выпить с ними шампанского: «[Хо-Хо] пригнулся, пролез под рольставнями и вышел на балкон за бутылкой шампанского. Включили радио. Послышался звон колоколов Кельнского кафедрального собора, возвещавший о том, что настала полночь, потом заиграла песня Хорста Весселя. Леди Хо-Хо напряглась, выражение ее лица стало серьезным, и правая рука взлетела в нацистском приветствии. Хо-Хо вернулся, посмотрел на жену, поставил бутылку, щелкнул каблуками и также поднял правую руку»[862].

В начале января Фланнери брал интервью у немецкого пилота, который совершил более двадцати боевых вылетов для бомбежки Лондона. Безукоризненный английский летчика удивил журналиста, и пилот признался, что его мать англичанка, а дедушка с бабушкой живут в Лондоне. Американец спросил, бомбил ли пилот район, в котором те живут. «Бомбил, – ответил собеседник Фланнери, – и стараюсь об этом не думать»[863].

Немцы бомбили Лондон, а англичане Гамбург. 13 марта Бриджет фон Бернсторф остановилась в лучшем отеле города «Четыре времени года», в котором, по сообщениям Фланнери, все еще подавали редкие вина и настоящий чай. Каждый день в ресторане отеля оркестр исполнял популярные американские композиции «Carry Me Back to Old Virginny» и «Chinatown»[864]. «Ты не представляешь, насколько драматичной была та ночь, – писала Бриджет мужу через несколько дней из Дрездена. – В подвале с 11 до 3 и потом с 4 до 5.30. Бомбы падали, словно капли дождя. Вышла в 7 утра, чтобы на метро доехать до Альтоны. Все небо в красных лучах, и большинство улиц перекрыто. По всему городу стояли огромные столбы дыма. В поезде было полно утомленных родителей с детьми, которые всю ночь не спали. Сейчас путешествовать совсем не так приятно, как раньше»[865].

Бриджет была рада тому, что ее муж все еще находился в Норвегии, так как многие части стали отправлять в Африку. «Часто видишь, как они едут в поездах», – писала графиня[866].

С точки зрения обеспечения продуктами и безопасности жить в деревне было гораздо лучше, чем в городе. Цзи Сяньлинь писал, что «если у человека был контакт с каким-нибудь крестьянином, то другие пускали слюни от зависти». Однажды летом 1941 г. Цзи познакомился с девушкой, которая знала крестьянина, жившего в нескольких километрах от города. Вместе они доехали на велосипедах до сада крестьянина и целый день собирали яблоки. Кроме яблок, Цзи привез мешок картошки. «Вернувшись домой, – писал он, – я сварил картошку, макал ее в сахар, который припас, и всю ее съел. Но и тогда не смог удовлетворить чувство голода»[867].