Но теперь У-ван мертв, а его сын – еще ребенок. Чтобы держать в узде князей с преданными лично им армиями, нужен могущественный царь-воин. Довольно скоро до столицы Фэн дошла новость о том, что Гуань и Цай отказались признать юного царя и требовали трон для своего протеже – царя Шан.

Во время этого кризиса – в 1020 г. до н. э. – на сцене появился Чжоу-гун. До этого он не выказывал никакого честолюбия, не стремился к власти или военной славе. Напротив, он был известным философом, в высшей степени порядочным человеком, обладающим мощным интеллектом. И главное, хотя в первые годы этому никто не верил, он был абсолютно предан юному царю, своему племяннику. Он принял на себя регентство в Чжоу, подавив одной только силой своей личности дух пораженчества, рожденный возвеличиванием императора в городе Шан. Собрав своих баронов с колесницами и армиями, он двинулся на Шан.

На этот раз кампания была не быстрой. Его братья, мятежные князья, заручились поддержкой окрестной знати, в первую очередь прежних вассалов императоров Шан, которые, быстро сдавшись У-вану, сохранили свои владения. Но другие князья и бароны колебались, и их можно было привлечь как на одну, так и на другую сторону дипломатией, угрозами или льстивыми речами. В этой тонкой и искусной игре за сторонников Чжоу-гун показал себя истинным мастером, и очень скоро князья города Шан оказались изолированными, окруженными враждебной знатью.

Спустя три года они потерпели поражение в открытом сражении, и Чжоу-гун вошел в город Шан с триумфом. Цай сумел скрыться за границы царства Чжоу, но Гуань и царь Шан были схвачены и преданы смерти.

Опасность миновала, и династия Чжоу снова прочно утвердилась на троне. Но Чжоу-гун был исполнен решимости не допустить повторения подобных инцидентов. Было необходимо не позволить, чтобы Шан снова стал центром мятежа. Из города, построенного триста лет назад императором Пань Гэном, было эвакуировано все население, после чего он был уничтожен. Высокие глинобитные стены сровняли с землей. Его бывшие жители обосновались в неукрепленном городе Чжао Ке, расположенном в тридцати милях к югу. Чжао Ке стал новой столицей государства, названного Вэй, которое включило в себя часть бывшего государства Шан, и еще один брат князя получил его в качестве фьефа. И город, и государство Шан прекратили свое существование.

Но разделаться с духами бывших императоров Шан было не так просто. Кому-то из династии Шан надо было дать соответствующий ранг и средства, чтобы они исправно поставляли приношения опасным духам. После долгих размышлений князь принял решение вызвать из ссылки Чжи Цу, сводного брата последнего императора Шан, который уже давно рассорился со своим могущественным родственником и сбежал за пределы царства. Тот согласился взять на себя жертвоприношения предкам и был назначен князем Сун, небольшого княжества, расположенного к югу от Желтой реки, навполне безопасном расстоянии в сто пятьдесят миль от Шана.

Фигурка дракона с ритуального сосуда для вина, сделанного из бронзы. Династия Шан или ранняя Чжоу (Северный Китай)

Потребовалось семь лет, чтобы возродить и укрепить империю Чжоу. И только в 1013 г. до н. э. князь смог признать, что выполнил свою работу. Чэн-ван вырос, и, к всеобщему удивлению амбициозной знати, Чжоу-гун передал ему бразды правления и дал один совет. У-ван, сказал он, считал, что Северным Китаем нельзя править из столицы, расположенной так далеко на западе, как Фэн, и события, имевшие место вскоре после его смерти, доказали его правоту. Всегда следует прислушиваться к желаниям родителей, и молодой правитель поступит мудро, если рассмотрит вопрос о строительстве новой столицы, расположив ее восточнее.

Чэн-ван согласился, и место для строительства было выбрано на Желтой реке в ста пятидесяти милях к юго-западу от просяных полей, теперь покрывавших руины Шан. В последовавшие затем мирные годы Чжоу-гун проводил большую часть своего времени, наблюдая за строительством нового города Лои, за тем, как постепенно поднимается вокруг него массивная стена из утрамбованной земли. Остальное время он проводил в своем поместье, расположенном к югу от реки Вэй. Князь любил охотиться и много работал над своей философией правильного поведения. Отсюда, глядя через долину на возвышавшееся за ней плато, он видел курганы над могилами его отца Вэнь-вана и брата У-вана. Там, когда придет время, будет похоронен и он.

В те годы, когда Чжоу-гун закладывал основы империи, которая уже простиралась до моря, а если духи предков будут благосклонны, однажды раскинется от Южно-Китайского моря до азиатских степей и «крыши мира», в варварской Европе воины Кельтского союза мечтали об империи, которая заняла бы долины Рейна и Дуная, и кто знает, насколько далеко вышла бы за их пределы. Но в землях, лежащих между ними, снова воцарился хаос. Мелкие царьки сражались из-за мелочей, а крестьяне пахали землю, имея при себе меч на поясе и постоянно наблюдая за ближайшим горизонтом.

В Египте шестьдесят пять лет назад умер последний Рамзес, одиннадцатый по счету. После его смерти титул фараона официально принял верховный жрец Амона в Фивах, уже давно сосредоточивший в своих руках реальную власть на юге. Но в Танисе – в дельте – продолжалась конкурирующая династия фараонов. Войны между двумя средоточиями силы удалось избежать в основном потому, что ни одна из сторон не могла доверять армиям наемников. Временами даже казалось, что достигнуто молчаливое соглашение, и титул царя двух земель будет попеременно то на севере, то на юге. Теперь, в 1020 г. до н. э., в Фивах правил Менхеперра – верховный жрец с царскими полномочиями, а в Танисе – Аменемопе. Египтян вполне устраивало такое положение, когда слабые фараоны привлекали сторонников, а люди, живущие за пределами городов, могли свободно вздохнуть, зная, что ни один из соперников не осмелится открыто выступить против другого.

В Ассирии за пятьдесят восемь лет, прошедших после смерти великого Тиглатпаласара, сменилось пять царей. Теперь на трон взошел его праправнук – еще один Салманасар, правда, получил он изрядно уменьшившееся наследство. Не так давно арамеи пустыни захватили всю империю великого завоевателя и даже создали свои царства на земле самой Ассирии. Еще хуже обстояли дела с Вавилонией, которую захватил арамейский вождь Адад-апал-иддин. А теперь арамеи Вавилона и их родственники – халдеи южных городов – сами подверглись нападению суту – другого племени пустыни.

Ситуация в Палестине типична для всего Среднего Востока. Мирные дни, когда Палестина была колонией Египта, миновали уже два с половиной века назад. Предание гласило, что семь веков назад (примерно столько же лет отделяет нас от времен Крестовых походов) люди из Палестины сумели завоевать Египет и правили им. Но нынешние ее жители не чувствуют кровных уз с гиксосами (хотя должны были бы чувствовать). Палестина разделена. Горная местность внутри страны и глубокая долина Иордана находятся в руках племен детей Израилевых, пастухов, чьи предки, как они утверждают, пришли в страну восемь поколений назад после долгих странствий кочевниками по пустыне и еще более долгого периода оседлой жизни в египетской дельте. Побережье и равнина до подножий гор принадлежит филистимлянам, которые знают, что их прапрапрадеды около ста пятидесяти лет назад прибыли морем из Малой Азии в ходе великих миграций. Они унаследовали от ханаанитов (на языке которых говорят и кровь которых течет в их жилах) привычку воевать с жителями израильских горных районов. Сколько эти люди помнили, не проходило и года без карательной экспедиции в горы или грабительского рейда на равнины. Тем не менее обе стороны сражаются только вполсилы. Для филистимлян горцы – непокорные бандиты, не позволяющие честным морякам заниматься заморской торговлей. А израильтянам приходится постоянно следить за пустынями на юге и востоке, где бедуины на своих быстроногих верблюдах всегда готовы воспользоваться случаем, если армия занята где-нибудь еще.