Вся железнодорожная линия между Мааном и Мединой общим протяжением около 850 км была разделена на три почти равных участка. К востоку от Медайн-Салих проходил караванный путь в Центральную Аравию. К югу от последнего находился Эль-Ала, откуда шел другой караванный путь к побережью Красного моря у Ваджха, на расстоянии 220 км. Но так как оба эти весьма важных пункта были хорошо укреплены, первоначальные набеги совершались в промежутках между ними.

Первый тяжелый удар был нанесен Гарландом. Выступив из Ваджха 12 февраля с отрядом бедуинов в 50 человек и двигаясь к юго-востоку, он после восьмидневного перехода на верблюдах достиг железнодорожной линии у Гувейра. Полагаясь на полученные от арабов сведения о том, что поезда ходили теперь только днем, он решил, что у него имеется достаточно времени для того, чтобы под покровом ночи, не торопясь, произвести разрушение железнодорожного полотна. Поэтому одну часть своего отряда он направил на закладку подрывных шашек под мостом, находившимся к югу от станции, а сам подготовил к подрыву участок несколько далее, по линии. Вдруг он услышал приближение поезда, шедшего с севера. Ненадолго остановившись на станции, поезд отправился дальше. Имея в своем распоряжении лишь несколько минут, Гарланд все же успел заложить немного шашек уменьшенного заряда и убежать от полотна, когда поезд находился от него всего лишь в двух-трех сотнях метров. Произошел взрыв, паровоз сошел с рельсов и упал с насыпи. Взрыв произвел переполох на станции, и турецкий гарнизон бросился на помощь. Отряд спасся лишь благодаря арабу, которому был поручен другой подрыв, — он нашел в себе достаточно хладнокровия не поджигать запала и не взрывать моста, прежде чем Гарланд и его люди не перешли через него.

Набеги участились и становились все более и более дерзкими, дав возможность проявить свой талант и Ньюкомбу. В ночь на 3 марта он с отрядом арабов напал на Дар-Эль-Хамра. Разрушив станцию и участок железнодорожного пути, он возвратился обратно, захватив в плен 15 турок.

Прославился своими набегами также Хорнби. Он и Ньюкомб полностью отдались игре превращения в арабов и стали носить арабские одеяния. В дальнейшем после своего прибытия из Рабуга к ним присоединились Джойс и Дэвенпорт. Уингейт, так же, как и английские офицеры, на месте быстро оценил преимущество операций против слабо укрепленного, растянутого фланга вместо операций против короткого, защищенного холмами фронта у Медины. Это привело к постепенному сосредоточению войск в северном направлении. 8 марта Уингейт отдал приказ Вильсону об эвакуации Рабуга и переброске египетских и арабских регулярных частей к Ваджху. Там уже имелся отряд самолетов под командой майора Росса, причем египетская часть продолжала нести главным образом охрану посадочной площадки. Французский отряд был продвинут лишь до Янбу, где он организовал новую базу и продолжал помогать частям Али и Абдуллы. Благодаря настойчивым просьбам Бремона, отряд, наконец, усилили горной батареей.

Разделение операций французских и английских войск способствовало уменьшению возможности трений между ними, которые, несмотря на хорошие взаимоотношения личного состава, легко могли появиться вследствие различия политических интересов, а еще более из-за подозрений к мотивам, которыми руководствовалась каждая страна.

Расхождения подчеркивались прежде всего тенденцией Хуссейна и Абдуллы натравить одних союзников на других для того, чтобы удерживать обоих от вмешательства, а во-вторых, страхом каждого союзника возбудить подозрения арабов слишком большой согласованностью своих действии. Абдулла же в особенности был готов посеять семена раздора. В октябре, настаивая на присылке войск для спасения Рабуга, он жаловался французам, что «англичане боятся не столько мнения мусульман, сколько того, что за ними придете вы». Взятие Багдада англичанами в марте вызвало новый прилив недоверия, и Абдулла обвинял англичан в нарушении обещаний, данных шерифу. Однако с еще большим подозрением относились арабы к стараниям французов усилить свое политическое и финансовое влияние в Хиджазе, проявляя удивительные способности противодействовать их планам.

В конце октября 1916 г. Хуссейн объявил себя «королем арабской нации», чем создал еще один источник беспокойства для французов и англичан, для которых это явилось полнейшей неожиданностью и, конечно, пришлось не по вкусу. Для французов это было явной угрозой их намерениям в Сирии. Для англичан же это оказалось неприятным не только с точки зрения их конечной политики, но также и потому, что наносило обиду другим великим арабским вождям, в особенности Ибн-Сауду, и могло заставить их выступить как против Хуссейна, так и против англичан. Верховный комиссар Египта тотчас же отправил Хуссейну телеграмму с выражением своего неодобрения. Вслед за ним согласованно сделали представления в подобном же роде французское и английское правительства, высказав готовность признать его лишь королем Хиджаза и «вождем восстания арабов против турок».

Противоречия имелись также и в области военной. Бремон, побуждаемый захватом Ваджха и стремившийся использовать имеющиеся в его распоряжении крупные военные силы, все еще находившиеся в ожидании в Суэце, старался найти в Каире и на арабском побережье поддержку своему проекту взятия Акаба. Что касается самой идеи проекта, то она получила всеобщее признание, но претворение ее в жизнь вызвало целый ряд расхождений. Генеральный штаб в Египте так же противился отправке сил в Акаба, как ранее в Рабуг. Фейсал, у которого Бремон был 31 января, не желал видеть англо-французских войск в Акаба. Когда Бремон упомянул, что Акаба защищена слабо, Фейсал ловко обратил этот довод против него самого, заявив, что он в таком случае сможет предпринять захват Акабы сам, без помощи европейцев.

В Каире Бремон виделся также с Лоуренсом и пробовал добиться его поддержки. Вместо этого он лишь усилил подозрения Лоуренса в отношении своих истинных целей. По мнению Лоуренса, присутствие англо-французских войск в Акаба могло бы оказаться серьезным препятствием его стремлению распространить восстание арабов на Сирию. Скрыв свое основное возражение, он сказал Бремону, что Акаба должен быть захвачен с тыла, так как в противном случае расположенная за ним цепь гор сделает невозможным какое бы то ни было продвижение вперед. Чувствуя, что ему не удалось убедить француза отказаться от его плана, Лоуренс поспешил обратно в Ваджх, чтобы предостеречь Фейсала. Позже он получил большое удовольствие, слушая ответы Фейсала Бремону, усилив неприязнь последнего раздражающей улыбкой.

Встретив со всех сторон препятствия своему проекту, Бремон ограничился подготовкой операций против Медины. Однако во Франции, по-видимому, возникли сомнения в его усердии в этом направлении, так как главнокомандующий французской армией Жоффр вскоре отправил ему телеграмму, в которой говорилось следующее: «Из ваших телеграмм усматривается, что вы, по-видимому, опасаетесь взятия Медины арабами, так как это поощрит их стремления в Сирии. Подобная точка зрения, уже известная англичанам и шерифу, может создать впечатление, что мы, якобы, пытаемся уклониться от заключенных нами соглашений, и может привести к серьезным последствиям для наших действий в Леванте. Поэтому необходимо, чтобы позиция, занимаемая вами в этом вопросе, не допускала возникновения подобного толкования».