Сиял среди бесчисленных светил.

«Сюжет “Острова женщин” повторяет известную в романтическом искусстве коллизию-конфликт между возвышенным миром поэтической мечты и миром действительным, — писала исследователь творчества Расула Гамзатова Чакар Юсупова. — ...В поэме возникают образы исторических лиц — Колумба, испанских королей Фердинанда и Изабеллы, генерала Энрике Кортеса, реальных людей, корреспондента ТАСС, президента Мексики, деятелей культуры и искусства, легендарных женщин и образы вымышленные... Картины далёкого прошлого легко перемежаются с эпизодами современной жизни, возникают вновь, сопоставляются, сравниваются, сменяются поэтическими раздумьями и размышлениями, лирической экспрессией».

Однако мечта о стране любви, вера в то, что это и есть единственно достойная людей романтичная держава, не покидала Расула Гамзатова. К этой идее он возвращался снова и снова. О том же и его стихотворение «Хочу любовь провозгласить страною».

Хочу любовь провозгласить страною,

Чтоб все там жили в мире и тепле,

Чтоб начинался гимн её строкою:

«Любовь всего превыше на земле».

Чтоб гимн прекрасный люди пели стоя

И чтоб взлетала песня к небу, ввысь,

Чтоб на гербе страны Любви слились

В пожатии одна рука с другою...

Хочу, чтоб все людские племена

В стране Любви убежище просили[152].

С каждой новой книгой Гамзатова подданных его поэтической державы становилось всё больше. Если бы все, ставшие добровольными «кавказскими пленниками» его таланта, подали друг другу руки, мир обрёл бы чудесный меридиан любви и братства.

«МЫ, НИЖЕПОДПИСАВШИЕСЯ»

Как члену Комитета по Государственным премиям, Расулу Гамзатову доводилось участвовать в дискуссиях о будущих лауреатах. В 1981 году на премию номинировался фильм Татьяны Лиозновой «Мы, нижеподписавшиеся». Картина была снята по наделавшей много шуму остросоциальной пьесе Александра Гельмана, которая шла во многих театрах, в том числе и во МХАТе.

Действие происходило в купе поезда, на котором возвращалась комиссия, отказавшаяся подписывать акт о приёмке нового хлебозавода из-за небольших недоделок. Здесь же оказывается и главный герой, пытающийся убедить комиссию подписать нужные бумаги. Он прилагает отчаянные усилия, применяет сомнительные приёмы, готов пойти на всё, чтобы получить нужные подписи. Но, как выясняется, он хочет спасти не столько завод, сколько честного человека, своего начальника, которого непременно снимут с работы, если акт не будет подписан.

В фильме отразилась назревавшая в обществе необходимость перемен. Люди устали от лицемерия, от партийных указаний, от конформизма и лжи, пропитавших общество. Выбор между добром и злом становился не таким простым, как о том привыкли писать в газетах. Фильм волновал, беспокоил, порождал опасные для застоявшегося общества вопросы.

Несмотря на рекомендации «сверху», обсуждение проходило весьма бурно. Фильм было велено исключить из списка претендентов, но Расул Гамзатов с этим согласен не был. Писатель Дмитрий Мамлеев, в ту пору заместитель главного редактора газеты «Советская культура», вспоминал:

«Несколько раз Гамзатов брал слово, но по результатам голосования оказался в меньшинстве. Кто-то из именитых членов комитета пытался успокоить Гамзатова.

— Расул, ты проявил принципиальность...

— Принципиальность у нас есть, а вот справедливости не хватает.

Много раз поэту, перед которым были открыты все двери, удавалось остановить несправедливость, защитить человека, но случилось и так, что даже он был бессилен».

Но поэт оставался поэтом и облекал свои горестные размышления в стихи.

Учёный муж качает головой,

Поэт грустит, писатель сожалеет.

Что Каспий от черты береговой

С годами отступает и мелеет.

Мне кажется порой, что это чушь,

Что старый Каспий обмелеть не может.

Процесс мельчанья человечьих душ

Меня гораздо более тревожит[153].

Нижеподписавшимися тогда были все: писатели подписывали свои произведения, руководители подписывали приказы, органы власти — законы и указы. Возможно, кто- то и испытывал угрызения совести, отправляя, к примеру, в ссылку академика Андрея Сахарова — правозащитника и будущего нобелевского лауреата, однако система продолжала работать по-старому, наращивая обороты, но теряя эффективность. Ремонту она не поддавалась, а заменить было нечем. Это сказывалось на всём, в том числе и на литературе, что весьма заботило Расула Гамзатова. Он говорил, отвечая на вопросы Далгата Ахмедханова:

«Как председатель правления Союза писателей Дагестана я забочусь о количестве, а как литератор — о качестве. Жизнь — борьба противоречий. Наличие хороших изданий объясняется работой хороших писателей. Но плохими изданиями их не воспитаешь. Так замыкается круг. И не мне решать, кто хорош и кто плох. Писателя судят читатели. О многих, что сверкали вчера, ныне и не вспоминают, а те, что были в тени, сегодня читаемы и почитаемы... Об Анне Ахматовой говорили, что она далека от народа, оказалась же она гордостью нашей поэзии. Зощенко, мол, не писатель, а его читают и перечитывают. И Цветаева сегодня лучшая среди лучших, и Пастернак, подаривший отечественной литературе Шекспира. А хулители их забыты. Нет, эту проблему решает только народ... Писать — не значит быть поэтом. Быть читаемым — вот задача».

Главный человек страны генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев тоже стал невероятно читаемым, написав, или, как говорят, лишь подписав созданные из его мемуаров книги «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина». Их, вольно или невольно, читала вся страна, изучали студенты и школьники, исполняли на Всесоюзном радио и ставили по ним фильмы. За эти книги Леонид Брежнев получил Ленинскую премию по литературе. Автор книгами гордился и с удовольствием дарил их роскошные издания, разве что творческие вечера не устраивал. Но кто сегодня помнит эти книги? Молодёжь, даже читающая, их не знает, вряд ли помнит она и самого автора. Время — суровый судья, особенно в литературе.

Однако пример был заразителен. Чиновники пошли в литературу, вернее — обрушились на неё. Это напоминало угрозы пьяного подпоручика Дуба из романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»: «Вы все меня ещё не знаете, но вы меня узнаете!» Писательские организации не знали, что делать с этой волной чиновничьей литературы, среди которой попадались и таланты, но общий поток был угнетающе безликим. Но книги эти издавались, а авторы требовали премий и прочих литературных регалий. Это стало явлением повсеместным.

Расул Гамзатов говорил в беседе с Луизой Ибрагимовой: «Можно написать одну такую книгу, как “Дон Кихот”, и стать писателем для всех времён и народов. Можно написать всего тридцать семь стихотворений, как Бараташвили, и стать классиком грузинской литературы. У прекрасных горских поэтов Батырая и Махмуда произведений наберётся на один томик стихов. У некоторых нынешних “классиков” выходят