Больше всего меня ужаснули зверства, о которых я узнала из рассказов о том, как обошлись мятежники с женщинами и детьми. Меня мучили кошмары, я не могла спать.

Говорили, что причиной мятежа было убеждение сипаев, что патроны смазывались говяжьим или свиным жиром, что оскверняло их в глазах индусов и магометан. Они видели в этом заговор, имевший целью уничтожение их касты.

Я не вполне доверяла этой версии и считала, что они восстали против постановлений Ост-Индской компании[60].

Конечно, Англия была сильнее их, и мятежники не могли долго продержаться. Сэр Джон Лоуренс с помощью бригадира Нэйпера и генерала Робертса подавили восстание. С сипаями обошлись жестко, но не жестоко, а сикхи[61]были только довольны воспользоваться преимуществами британского правления. Но важнее всего, что все управление Индией перешло от Ост-Индской компании к государству.

Генерал-губернатором был назначен лорд Каннинг, и я провозгласила, что народы Индии — мои подданные и не должно быть никаких расовых предрассудков. Цвет кожи не имел для меня значения. Мое самое большое желание было видеть их счастливыми, довольными и процветающими.

Эта катастрофа имела и другие последствия. Как это ни странно, лорд Пальмерстон был свергнут со своего пьедестала. Как непостоянна толпа! Вчерашний герой сегодня становится злодеем. Разве я сама не убеждалась в этом не раз? Дизраэли пространно высказывался по поводу восстания, говоря, что он предвидел осложнения, но его никто не послушал. Уж не он ли должен был стать новым героем? В любом случае бедный Пэм впал в немилость.

Я не могла им не восхищаться. Он просто не обращал ни на что внимания. В конце концов, ему было семьдесят пять лёт.

— Невероятно, — говорил Альберт. — Совсем недавно его называли величайшими государственным деятелем, защитником свободы и народным героем. Теперь, НИСКОЛЬКО не изменившись, с теми же достоинствами и недостатками, достигнув успеха в своей политике, он признан интриганом… устаревшим… короче говоря, он стал объектом ненависти. Это было верно. Но нельзя ожидать логики от толпы. Пальмерстон на все это только пожимал плечами. Он смеялся над людской глупостью.

А я, несмотря ни на что, восхищалась им, потому что поняла, какой это был выдающийся государственный деятель.

Произошло событие, заставившее людей забыть об индийском восстании. Четверо под предводительством Феличе Орсини пытались совершить покушение на Наполеона III. Мы были в ужасе. Император с императрицей ехали в оперу, когда эти люди бросили три бомбы в их экипаж. Хотя императорская чета не пострадала, десять человек были убиты и пятьдесят ранены. Виновники были арестованы, но, к несчастью, оказалось, что Орсини жил в Англии и бомбы были тоже изготовлены в Англии, что невольно и вовлекло нас в эту историю. Как бы я хотела, чтобы их изготовили где-нибудь еще, потому что этот инцидент повлек за собой охлаждение отношений между нашими странами, что было особенно досадно после всех предпринятых усилий в установлении между нами дружбы.

Орсини был революционером, и главной его целью было поднять мятеж в Италии. По его мнению, Наполеон препятствовал этому, поэтому он и хотел его убить. Я была так счастлива, что император уцелел в этом чудовищном нападении, и послала ему поздравления.

Этот ужасный инцидент произошел ненадолго до свадьбы Викки. Он не должен был, однако, помещать нам готовиться к торжественному событию, назначенному на 25 января. За неделю до этого в Букингемский дворец начали прибывать члены семьи Альберта. Было очень трогательно увидеть вновь милого дядю Леопольда. Он очень постарел. Смерть тети Луизы явилась для него тяжелым ударом, а перед этим были еще все эти неприятности, связанные с падением его тестя. Присутствовал Эрнст, брат Альберта, такой же жизнерадостный, как всегда, и Альберт был очень счастлив его видеть. Среди гостей были и родители жениха. Собралось столько народу! Я должна сказать, что немецкие родственники старшего поколения были очень милы. Но молодые люди с огромными усами и следами сабельных ударов на лицах, которыми они гордились как доказательством их дуэльных подвигов, мне не нравились. Они называли эти следы почетными шрамами. Я называла их свидетельствами глупости!

Бедный Альберт был рад встрече с семьей, но эта радость не могла изгнать чувство скорой разлуки с Викки, и от этого он с каждым днем выглядел все более унылым.

Состоялся парадный ужин, специальное представление «Макбета» в Театре Ее Величества в честь бракосочетания и, наконец, большой бал.

И вот наступил великий день. Он напомнил мне мою собственную свадьбу. Так много событий произошло с того дня, когда я и Альберт поженились. С тех пор я сильно изменилась — из легкомысленной любительницы развлечений, считавшей танцы до утра верхом блаженства, я превратилась в королеву моей любимой страны, мать девяти детей — Альберт многому меня научил. Скольким я была ему обязана. Скольким вся страна была ему обязана! Как бы я прожила все эти годы без него! Неудивительно, что чувства переполняли меня; это были счастливые чувства. Но Альберт был несчастлив. Он не мог вынести мысли о разлуке с дочерью.

В этот день я проснулась рано утром и сразу же написала записку Викки. Писать было так легко: мне всегда было легче выразить свои мысли на бумаге. Я писала ей о важности брака, о том, что это святой и тесный союз, который, по моему мнению, значит намного больше для женщин, чем для мужчин.

В то время как я одевалась, пришла Викки. Она с чувством поцеловала меня и поблагодарила за письмо. Она подарила мне брошь с прядью своих волос и сказала, что постарается быть достойной меня, что меня глубоко тронуло. Она пожелала одеваться в моей комнате, чтобы я осмотрела ее туалет. Как восхитительно она выглядела в белом шелковом платье с кружевом. Вошел Альберт, и с нас сняли дагерротипный портрет. Все было так трогательно, что я не могла стоять спокойно, и портрет получился довольно расплывчатым. А потом настала пора ехать.

Когда мы направлялись из Букингемского дворца в Сент-Джеймский, улицы были заполнены народом, приветствовавшим нас. Это было так похоже на другой день восемнадцать лет назад — и в то же время так непохоже. В такой день не уйти от воспоминаний. Вместо Викки я видела себя, молоденькую наивную девочку, быть может, более наивную, чем она.

О да, столько перемен! Меч нес лорд Пальмерстон, и я не могла не вспомнить моего бедного дорогого лорда Мельбурна, как он гордился мной в тот день. Я вспомнила, как он взглянул на меня со слезами на глазах и потом сказал: «Вы проделали все великолепно, мэм». Как это меня тогда поддержало. А теперь настал черед Викки.