— Павел Валерьевич, принеси пару стаканов!

Павел Валерьевич принес.

Карлсон еще не сказал ни слова. Аустра с нежностью глядела на него.

Отлично играет, и до чего ж хороша, подумал Карлсон, и его охватила внезапная радость, хоть он и понимал, что это только игра, конспирация, Аустре от этого ни холодно, ни жарко, при других обстоятельствах она бы на меня так не смотрела — кушайте, а то суп остынет, смотрела бы глазами святой Магдалины, э, чего там, все мужчины одинаковы!

Не говоря ни слова, он сдернул пробку с лимонада. Бурлясь и булькая белой шипучей пеной, лимонад наполнял стакан. Обалдевшая оса, одуревшее насекомое, полосатая козявка, почуяв сладкое, очертя голову ринулась в каскад струи, там ее закрутило, она исчезла в лимонадовороте, и Аустра, сделав глоток, ощутила на кончике языка тонкий, но пронзительный укус.

— Ай! — вскрикнула она и выплюнула осу. — Тьфу, тьфу, тьфу, — выпалила Аустра, в то время как оса уже корчилась на полу. — Она меня ужалила в самый кончик языка!

— Ничего с тобой не случится, — сказал Карлсон, неожиданно переходя на «ты». — Ничего с тобой не будет.

— Как это ничего! Язык распухнет, целую неделю слова не вымолвишь!

— Ничего с тобой не будет, — повторил Карлсон с еще большей твердостью и нажимом.

— Вот как? Почему же со мной ничего не будет? — обиделась Аустра. В самом-то деле, что она, не человек, что оса не может ей сделать больно.

— Потому что язык у тебя поострее осиного жала, — спокойно ответил Карлсон.

Лицо у Аустры слегка вытянулось, она высокомерно пожала плечами, потом вдруг покатилась со смеху, смех рассыпался мелкой трелью, звенел школьным колокольчиком.

— А жало, — проговорила она сквозь смех. — Посмотри, не осталось ли жала на кончике языка! Бэ-э! — И она высунула свой румяный язычок. — Бэ, бэ, с тобой, с толстокожим, и вправду ничего бы не случилось, ужаль тебя оса!

Так они язвили друг другу, ни о чем всерьез не разговаривая.

Отпив глоток лимонада, Карлсон сказал:

— А жаль, ты не взяла с собой конфет! Пригодились бы к лимонаду.

— Хорошо. В следующий раз захвачу, или Анна сама принесет. Надеюсь, господин пристав позволит? Да, да, понимаю, — сказала она, обращаясь к Спицаусису, — побочные расходы! Это мы уладим!

— Гм, гм! — Карлсон многозначительно глянул на плутоватую физиономию Спицаусиса.

— Я вынужден прервать свидание, — сказал Спицаусис. — На сегодня больше нельзя. Прошу даму проститься. Охотно увижусь с вами в другой раз. Мне полагается еще неделю отдежурить в наказание за то, что препятствовал вашему аресту. — Это он сказал Карлсону, а Аустре добавил: — Да будет вам известно, барышня, я всего-навсего скромный надзиратель.

— До свидания! — Аустра смотрела на Карлсона. — Вели себя хорошо, а в понедельник жди свою милую!

Проводив посетигельницу, Спицаусис еще раз перебрал в памяти весь разговор. Ему показалось, что где-то он видел эту барышню, однако в ночь с субботы на воскресенье Спицаусис выпил с горя, и память у него отшибло, иначе бы он припомнил, что видел Аустру в собственной харчевне. Сейчас под впечатлением легкомысленных разговоров Спицаусис все более утверждался во мнении, что Карлсон арестован по ошибке. Разумеется, откуда Спинаусису было знать, что конфетами дружинники называют маленькие браунинги.

Спицаусис надеялся, что донесение коллеги, опытного сыщика, окончательно прояснит дело. Однако непредвиденные обстоятельства помешали хорошо начавшейся слежке. Шустрый дружок Спицаусиса, боясь попасть под дождик и простудиться (в воскресенье, пятнадцатого января лил дождь), выпил лишку и упустил прекрасную даму, пентюх этакий, болван, не смог ее выследить. В расстроенных чувствах незадачливый сыщик зашел в трактир, спросил себе водки и принялся составлять донесение, каракулями исписывая страницы записной книжки. «В упряжке была сивая кобыла, годов примерно пяти, грива на правую сторону, сбруя наборная, коляска обита голубым сукном, по краям красный кант, оглобли красные, колеса желтые, на резиновом ходу производства фабрики «Проводник». Прошу выделить транспорт для дальнейшего наблюдения, которое было сорвано по причине отсутствия оного, так как упомянутая дама на улице Карла села к лихачу в пролетку». Оставалось уповать на го, что при следующем свидании агенты сыскной полиции окажутся более расторопными.

Да будет день воскресный днем отдыха, да преисполнятся все люди на земле хорошего настроения. Томясь от похмелья, члены уважаемой комиссии опрокинули по стаканчику, по другому и под вечер были на верху блаженства. В Риге еще с тысяча восемьсот восемьдесят второго года действовал телефон, и Грегус всем своим сослуживцам и подчиненным строгим голосом возвестил, что допросы отменяются, чтобы дать возможность людям провести воскресный вечер в семейном кругу. Только господину Михееву предстояло выполнить особое задание.

Седьмой день недели человеку дан, чтобы отчитаться за свершенные дела, чтобы держать ответ перед грозным Саваофом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Как проводили воскресный вечер всесильные мужи Лифляндской губернии? Чем был занят губернатор, которому препоручалось физическое благополучие граждан?

Какие вопросы решал главный цензор, надзиравший за благонамеренностью граждан? В каких сферах обретался архипастырь, озабоченный благонравием и душевным спасением паствы?

Что поделывал дилетант Зилбиксис? И жив ли был еще доктор Леинь? А начальник карательной экспедиции капитан Рихтер из поселка Стукмани прискакал со своими людьми на двор крестьянина Эрнеста Крива. Что привело туда капитана? Адвокат из Митавы Чаксте тем временем закреплял фундамент своей головокружительной карьеры. С помощью чего он выдвинулся?

Что поделывала старенькая тетушка Ригер? О чем толковал с товарищами Яков Дубельштейн?

Чтобы в этом кратком воскресном обзоре соблюсти последовательность, прежде всего поинтересуемся времяпрепровождением губернатора.

Балтийские бароны пригласили губернатора на ужин, и там все вместе сфотографировались.

В настоящее время губернатор в пароконной карете под охраной конвоя драгун возвращался в свою резиденцию.

Сквозь мягкий шорох шин въедливо громыхали и цокали подковы, шипы у них поистерлись, столько демонстраций приходилось разгонять, назойливый этот перестук давно надоел губернатору, он бы охотно ездил один, без конвоя. Если бы не высочайшее повеление — не подвергать жизнь опасности, губернатор был нужен, чтобы твердой и властной розгой, прошу прощения — рукой держать в повиновении Лифляндскую губернию.

Пока мысли губернатора под мягкий шорох бежали державным, надежным руслом — еще немного усилий, и в Остзейском крае воцарится порядок, конечно, генерала Орлова в город нельзя впускать, он тут и казенную собственность спалит, мятежников выкуривая, здания нужно сохранить, мятежников же уничтожить, надо распорядиться, послезавтра поеду к Николаю Александровичу, как-то он там, в Петербурге? В ровный и упругий шорох ломился назойливый