Предприниматели, имевшие какое-либо дело с Сечиным, рассказывают, что у него есть одна любопытная особенность. Против любого бизнес-партнера Сечина всегда немедленно возбуждается уголовное дело. Просто так, на всякий случай. Чтобы партнеры были более сговорчивыми и контролируемыми. Довольно часто это не заканчивалось никаким судом — дело просто закрывалось. Но таков был стиль работы Сечина — и его давняя привычка.

В середине июля акционеры «Башнефти» вдруг неожиданно узнали, что их акции арестованы по решению Басманного суда — того самого, который 11 лет назад санкционировал арест Ходорковского. Оказалось, что Следственный комитет, начав расследовать приватизацию «Башнефти», выяснил, что прежние собственники компании (продавшие акции Евтушенкову) купили компанию с нарушением закона, а значит, и самого Евтушенкова стоит признать скупщиком краденого.

Арест акций означал, что размещение на Лондонской бирже юридически невозможно. Но это было только начало. Сам Евтушенков заявил журналистам, что это рейдерский захват его компании. Два месяца спустя тот же Басманный суд принял решение поместить Евтушенкова под домашний арест. Его обвинили в «хищении и легализации» акций компании «Башнефть».

Арест Евтушенкова поверг российский крупный бизнес в неменьший шок, чем присоединение Крыма и война на Украине. «Это намного хуже, чем любые санкции, — говорили миллиардеры из списка Forbes, — теперь ясно, что никаких правил игры нет. У любого могут отобрать все что угодно».

Действительно, с точки зрения бизнеса, хорошо знающего путинскую логику, арест Евтушенкова принципиально отличался от дела ЮКОСа. Михаил Ходорковский нарушил правила игры — он стал вмешиваться в политику и был за это наказан. Евтушенков же — полная противоположность Ходорковскому. Он всегда был осторожен, всегда тонко чувствовал конъюнктуру, никогда не совершал опасных или резких шагов. Сделка по покупке «Башнефти» была со всеми согласована.

За Евтушенкова пытались заступиться практически все — в первую очередь его товарищи Чубайс и Греф. Но довольно скоро они поняли, что их заступничество не только неэффективно, но даже опасно. В той секретной папке, которую показали Путину, было написано, что Чубайс и Греф — латентные акционеры «Башнефти», а их вмешательство только подтверждало эту версию. Слушать их аргументы Путин даже не хотел. Фактически все либералы из окружения Путина оказались отрезаны от него — никакого влияния на президента они оказать не могли.

Чтобы достучаться до шефа, они придумали довольно безнадежный метод. Если не удается добиться личной аудиенции, то нужно выступить публично, так чтобы Путин услышал, возможно, понял.

Первым был Герман Греф. Он выступил с незапланированной речью на инвестиционном форуме «Россия зовет!» — и неожиданно начал говорить о том, почему развалился Советский Союз. «Советское руководство было удивительно некомпетентно. Они вообще не знали законов экономики и не выполняли их. В общем-то счастливые люди», — обличал Греф. Он говорил о том, что в России не хватает конкуренции и людей «нельзя мотивировать ГУЛАГом».

Путина в тот момент на форуме не было, он выступал в тот день после обеда, но выступление Грефа стало бомбой — оно затмило все остальные события форума, все писали лишь про «мятеж Грефа». Но выступавший позже Путин никак не отреагировал. Он много шутил (под громогласный хохот зала), уверял, что экономика России очень сильна, просто требует серьезной мобилизации и у государства существуют для этого ресурсы. Но давним слушателям Путина запомнилась еще одна деталь — произнося фразу «Не так страшен черт, как его малюют», президент вдруг запнулся, перекрестился и сказал: «Господи, прости». Поведение для России XXI века крайне нетипичное — упоминать черта всуе, конечно, считалось грехом, но скорее в XIX веке. В современном мире подобные привычки могли сохраниться разве что у монахов. «Много общается с духовниками, святыми отцами», — сделали вывод либералы.

Через три дня вразумить Путина попытался Алексей Кудрин. Единственный вариант, который он придумал, чтобы поговорить с начальником, — это было интервью на Первом канале российского телевидения самому известному российскому телеведущему Владимиру Познеру. «Для меня защита российских национальных интересов — в усилении экономической мощи. Без нее не будет ни военной мощи, ни какой-либо другой. А сейчас наша экономическая сила ослабевает, мы не сможем добиться тех целей, которые мы поставили во внешней и во внутренней политике, поэтому мое беспокойство усилилось», — говорил Кудрин фактически на языке Путина.

Кудрин надеялся, что, напомнив о себе Путину, он вновь вызовет его интерес. Но прежний Путин, на возрождение которого надеялся Кудрин, не подавал признаков жизни. В публичных выступлениях он оперировал неверными статистическими данными, уверяя, что экономика в порядке, а также раз за разом повторял, что Россия не хочет никакой изоляции — она, напротив, стремится к диалогу, а западные партнеры ее игнорируют.

Коллеги Кудрина стали часто рассуждать о том, что тот напрасно ушел из Минфина. «Увы, либералы проиграли борьбу за Путина», — вторили влиятельные бизнесмены. Все пребывали в чудовищном унынии. «Ничего в этой ситуации поделать невозможно. Если вагон падает в пропасть, надо отойти поближе к его концу», — говорил один из крупнейших в стране предпринимателей. Никто не считал, что как-то можно изменить ситуацию в стране, начать как-то бороться, — ведь главная борьба, борьба за воздействие на Путина, уже проиграна.

Не пройдет и месяца, как на политологическом форуме в Сочи новый идеолог Кремля Вячеслав Володин произнесет эту формулу вслух: «Путин — это Россия. Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России».

На Международном экономическом форуме 2015 года в Санкт-Петербурге Рамзан Кадыров производил впечатление заезжего короля. Он вальяжно ходил по павильону во главе большой свиты. На фоне министров, губернаторов и вице-премьеров, которые ходили поодиночке, сидели в кафе, болтали с журналистами, Кадыров с окружением выглядел по-восточному экзотично.

Молодой человек в кавказской каракулевой жилетке, в окружении двух десятков мрачных помощников в черном. Человек, о котором уже лет десять пишут, что в его республике практикуются пытки и похищения. Люди из его ближайшего окружения разыскивались Интерполом. Почти средневековый герой, окруженный слухами о том, как он расправился с врагами. Спокойно сидящие в павильоне экономического форума министры, очевидно, тоже побаивались его.

Именно свита во многом и играет короля Чечни — наводящего ужас молодого диктатора, эксцентричного вершителя судеб. Когда популярная журналистка Ксения Собчак подошла, чтобы задать вопрос, группа помощников Рамзана плечом к плечу оттеснила ее с прохода, фактически прижав к стеклянной стене телестудии — Кадыров, не останавливаясь, прошел дальше.

Все журналисты, знающие Кадырова давно, этому образу очень удивляются. Они описывают его как молодого человека, не получившего систематического образования, поэтому с трудом поддерживающего беседу. Довольно обидчивого — он, к примеру, не может простить одному из видных российских публицистов фразы «Мы с вами уже встречались, помните, я гостил у вашего отца, а вы подавали мне чай». Он вовсе не похож на страшных ветеранов чеченских войн — людей, которые могли убить за кривую ухмылку.