Жуковский сказал Николаю I, что наследнику было бы полезно иметь товарищей по занятиям. Были выбраны старший сын композитора графа Михаила Виельгорского — Иосиф и сын генерала, добродушный лентяй Александр Паткуль. Товарищами для игр стали Александр Адлерберг и Алексей Толстой, позже к ним присоединился юный князь Александр Барятинский.

Было ли это заранее согласовано Перовскими или случилось, когда Алеша с матерью уже приехали в Петербург, но с Красным Рогом пришлось распроститься надолго. И вообще вся жизнь Алексея Толстого прошла бы, возможно, совсем по-другому, если бы не близость к престолу, за которую впоследствии пришлось платить…»

Трудно согласиться с последними словами Жукова, но для нас важнее иное: тесное общение Алексея Константиновича на протяжении детских и юношеских лет с Иосифом Виельгорским (1817–1839). В литературе мне доводилось встречать утверждения, что в эти годы наиболее дружественные отношения сложились именно между Иосифом Виельгорским и Алексеем Толстым. Наследник держался от предложенных ему товарищей в стороне, и к лучшему — Александр был человеком мягкотелым, легко подпадал под дурное влияние и мог бы втянуть в свои дела и товарищей по играм: цесаревич, а затем император увлекался коллекционированием порнографических картинок, со всеми вытекающими из этого комплексами.

В 1838–1839 гг. Алексей Константинович жил в Риме. Там он подружился с Гоголем, опекавшим смертельно больного чахоткой Иосифа Виельгорского, и вместе с Николаем Васильевичем находился у одра умиравшего и при его погребении. Весьма символично! Фактически Алексей Толстой оказался у колыбели зарождавшейся Великий Русской Литературы — литературы богоискательства. Его собственное творчество во многом перекликается с богоискателями и необычайно близко по духу к творчеству Н. С. Лескова, хотя исследователи обычно указывают чуть ли не на подражание Н. В. Гоголю в ранних произведениях писателя — «Упырь», «Семья вурдалака» и особенно «Князь Серебряный». Впрочем, одно дело — жанр, тема и форма, и совсем иное — дух и мысль. Достаточно уже того, что Алексей Константинович неоднократно посещал Оптину пустынь и всякий раз был принят там старцами с великим уважением. Это, впрочем, не мешало ему серьезно увлекаться спиритизмом. До конца дней писатель оставался человеком великих противоречий.

5

«Алексей Толстой был необыкновенной силы: он гнул подковы, и у меня, между прочим, долго сохранялась серебряная вилка, из которой не только ручку, но и отдельно каждый зуб он скрутил винтом своими пальцами»[257]. Так писал Александр Васильевич Мещерский, приятель Алексея Константиновича в молодые годы. На его сестре Елене Мещерской Толстой намеревался жениться, но вмешалась мать, указавшая на их близкое родство, и от свадьбы пришлось отказаться.

Матушка же попыталась отвратить сына и от второй его возлюбленной, той самой, первую встречу с которой, состоявшуюся в январе 1851 г., поэт увековечил в гениальном стихотворении «Средь шумного бала, случайно…». Софья Андреевна Миллер (1827–1895), урожденная Бахметева, была замужем за ротмистром Львом Федоровичем Миллером, но весьма тяготилась этим браком и с мужем не жила. В молодости женщина скомпрометировала себя романом с князем Григорием Александровичем Вяземским, от которого она забеременела, но который по настоянию родителей отказался на ней жениться. Мать Бахметевой была оскорблена и уговорила своего старшего сына Юрия Андреевича Бахметева (1823–1845) вызвать обидчика сестры на дуэль. В результате был убит не обидчик, а сам Юрий. Родные сочли Софью виновницей гибели молодого человека, и чтобы избавиться от их попреков, девица срочно вышла замуж за другого своего поклонника — Миллера, которого не любила. Что стало с плодом преступной связи Бахметевой и Вяземского, неизвестно. Именно эта история оказалась доводом для графини Анны Алексеевны против возлюбленной Алексея Константиновича.

Однако любовь была взаимной, по крайней мере, так утверждал Толстой, хотя некоторые его современники открыто говорили о связи по расчету со стороны Софьи Андреевны, что, в конце концов, якобы и довело писателя до самоубийства. И хотя о свадьбе без согласия матери писателя не могло быть и речи, но встречаться и любить друг друга на расстоянии запретить влюбленным никто не мог.

Когда в 1853 г. началась Крымская война, Алексей Константинович долгое время не мог добиться назначения в армию — мешали высокопоставленные родственники Перовские. Толстому довелось быть у смертного одра Николая I, слегшего и умершего на 58-м году жизни от потрясения после известия о поражении русской армии под Евпаторией. Новый император в конце 1855 г. направил Толстого в чине майора под Одессу, где после падения Севастополя должны были развернуться главные боевые действия. Но ко времени прибытия Алексея Константиновича к месту назначения в русских войсках началась эпидемия тифа. 13 (25) февраля 1856 г. был подписан позорный для России Парижский мирный договор. И почти в тот же день майор Толстой слег — эпидемия достала и этого сильного человека.

Депеши о состоянии больного ежедневно направлялись телеграфом на имя императора, поэтому проследить ход болезни писателя биографы смогли досконально. Алексей Константинович переносил тиф очень тяжело, какое-то время находился на грани жизни и смерти. И только когда к нему приехала Софья Андреевна, дело пошло на поправку. Она-то и выходила Толстого. Но тиф подорвал здоровье этого могучего человека, начались и с годами усилились те тяжкие внутренние болезни, которые через двадцать лет, согласно основной версии, и свели Толстого в могилу.

6

В дни коронационных торжеств в августе 1856 г. Алексей Константинович Толстой постоянно находился при императоре Александре И, тогда он получил чин подполковника и был назначен царским флигель-адъютантом[258]. Впереди открывались необозримые просторы блистательной карьеры. Но Алексей Константинович, человек не от мира сего, мечтал только об одном — оставить государеву службу и заняться творчеством. Против были и Александр II, и дядя Лев Алексеевич, и матушка. А Толстой был исправно послушен воле родных.

Но вот 10 ноября 1856 г. умер главный опекун Толстого Лев Алексеевич Перовский. Через полгода, в начале июня, скончалась мать. В декабре 1857 г. ушел в мир иной Василий Алексеевич Перовский. Хотя и до того Алексей Константинович был человеком, мягко говоря, не бедным, но теперь к его капиталам прибавились еще три огромных состояния. Толстой стал одним из богатейших людей России, получив в руки приумноженное достояние его деда Алексея Кирилловича Разумовского. Одной земли Толстому отныне принадлежало около 40 тысяч десятин, да и крепостных крестьян под ним оказалось несколько десятков тысяч человек. Большинство дворян Российской империи считались уже зажиточными, имея около 100 крепостных с землей. Правда, крепостник из Толстого был еще тот. Известно множество фактов, когда к нему в имения бежали крестьяне из других поместий; Алексей Константинович никого не гнал, только говорил: