За два-три дня до капитуляции тульские «осадные люди» прислали к царю послов «бити челом и вину свою приносить (признать. — Р.С.), чтоб их пожаловал, вину им отдал, и оне вора Петрушку, Ивашка Болотникова и их воров изменников отдадут».

Разобщенный наводнением и доведенный до крайности гарнизон Тулы сложил оружие. Вступивший в крепость воевода Крюк Колычев не встретил сопротивления.

Шуйский сохранил жизнь всем сдавшимся повстанцам. Амнистия была продиктована трезвым политическим расчетом. Гражданская война вступила в решающую фазу, и царь старался перетянуть на свою сторону всех колеблющихся.

Известие о падении Тулы вызвало панику в войске Лжедмитрия II. Пробыв в Болхове в течение суток, самозванец 17 октября спешно отступил поближе к границе — в Карачев. Тут его покинуло запорожское войско. Вслед за тем взбунтовались наемные солдаты — «литовские люди», желавшие уйти из России с добычей.

Не имея возможности задержать наемное войско, самозванец тайно покинул лагерь с 30 верными людьми. В свите «вора» был только один поляк. Даже гетман Меховецкий не знал, куда исчез «царек».

Некоторое время самозванец скрывался в Комарицкой волости. Тут его застали паны Ружинский и Тышкевич с воинскими силами. В ноябре на помощь Лжедмитрию II явился мнимый брат «царевича Петра» «Федор Федорович». Он, по словам очевидца, пользовался у «царя» большим почетом по той причине, что с ним прибыл трехтысячный отряд казаков с Дона. В «воровской» лагерь прибыл также атаман Юрий Беззубцев с казаками, сдавшимися в плен при падении Тулы. Царь Василий привел атамана к присяге и поручил занять Калугу. Но казаки изменили ему.

Численность повстанческой армии увеличилась до 10 000 человек, и русские повстанцы вновь стали играть в нем значительную роль.

В январе 1608 г. Лжедмитрий II зимовал в Орле. Угроза Москве возросла, что немедленно сказалось на судьбе бывших тульских сидельцев. В феврале 1608 г. царь Василий приказал препроводить Болотникова в Каргополь в ссылку.

С казацким «царевичем» власти расправились до высылки Болотникова из Москвы. Царь «Петрушку вора велел казнити по совету всей земли».

Ссыльный поляк Станислав Немоевский записал в дневнике 30 января 1608 г.: «Прибыл посадский человек из Москвы. Наши проведали от него через стрельца, что на этих днях казнен Петрашко». Казацкий «царевич» подвергся казни не сразу после сдачи Тулы, а четыре месяца спустя.

«Воровской» боярин Григорий Шаховской был сослан «на Каменное» в монастырь, Самуил Кохановский — в Казань, атаман Федор Нагиба и некоторые другие вожди мятежа — в «Поморские города». Несколько позже, когда Лжедмитрий II подошел к Москве, а его отряды заняли половину государства, Болотников был сначала ослеплен, а затем «посажен в воду». Побиты были также его сподвижники — казачьи атаманы, находившиеся в ссылке.

Ни падение Тулы, ни казнь казацких предводителей не положили конец Смуте.

С тех пор как Лжедмитрия II признали многие русские города и его дело стало на твердую почву, интерес к самозванческой интриге стали проявлять влиятельные лица Речи Посполитой, некогда покровительствовавшие Отрепьеву. В числе их были князья Вишневецкие, Ружинский, Тышкевич, Валевский и другие.

Король Сигизмунд III не желал участвовать в авантюре. Но мятеж против королевской власти усилил элементы анархии в Речи Посполитой. Наемные солдаты, оставшиеся без работы после подавления мятежа, хлынули в русские пределы в надежде на то, что «царек» щедро вознаградит их за труды.

Давний сподвижник Отрепьева князь Роман Ружинский не прочь был сыграть при Лжедмитрии II такую же роль, какую при первом самозванце играл Юрий Мнишек. Оба вельможи оказались на пороге разорения и все надежды возлагали на успех авантюры и щедрые пожалования «царя». Обедневший украинский магнат заложил земельные владения и влез в долги. На занятые деньги он навербовал отряд конных копейщиков.

Среди наемников было немало участников московского похода Отрепьева, и Ружинский должен был подготовить их к встрече с бродягой. Одним лишь насилием предотвратить нежелательные толки было невозможно. Гетман нанял доктора богословия Викентия, который выступил перед солдатами с россказнями о том, что он видел «царя Дмитрия» при его первом появлении в Польше и в бытность его в Москве, потом в келье у бернардинских монахов, а затем в Стародубе, и все это одно лицо. Чтобы оправдать авантюру, богослов написал донесение в Рим с доказательствами истинности «царя Дмитрия».

Прибыв на Русь, Ружинский направил послов к Лжедмитрию II. Когда послы вернулись, солдаты обратились к ним с вопросом, тот ли это «царь». Ответ послов был более чем двусмысленным: «Тот, к которому вы нас послали!» Прошло два с половиной месяца, прежде чем Ружинский возобновил переговоры. Поляки убедились, что «царек» не располагает богатой казной, достаточной, чтобы оплатить их услуги. Это было главной причиной промедления.

Перейдя в Кромы, войско направило к «вору» новых послов. Весной 1608 г. они явились в Орел, где «канцлер» поляк Валевский приветствовал их от имени «самодержца». Придворный этикет был грубо нарушен самим «государем». Он поносил поляков, обвиняя их в измене. Изменой «вор» считал любые сомнения в его царственном происхождении. Самозванцу передали двусмысленную фразу первых послов, и он принял позу оскорбленного человека.

Брань убедила жителей Стародуба, что перед ними истинный государь. Но на поляков она произвела обратное действие. В ответ на ругань послы — наемные солдаты объявили, что теперь они уверены, что перед ними не прежний «царь Дмитрий», так как тот, в отличие от нового, «умел уважать и понимать воинов». Послы закончили речь прямой угрозой, заявив, что солдаты «будут знать, как поступить».

Старое руководство в лице гетмана Меховецкого не желало допустить в свой лагерь Ружинского. Но Меховецкий утратил авторитет, так как не обеспечил выплаты наемникам обещанных денег. За спиной Меховецкого солдаты пришли к соглашению с войском Ружинского.

Когда Ружинский вступил в Орел, самозванец дал пир в его честь. За столом «царек» пространно рассуждал о том, что никогда бы не согласился стать польским королем, «ибо не для того народился московский монарх, чтобы им управлял какой то архибес или, как по нашему (по-польски. — Р.С.) зовут, архиепископ». В устах Лжедмитрия II брань в адрес католического «архибискупа» понятна. Одним из главных обвинений против убитого Расстриги было принятие им католической веры. Выпады против католиков должны были доказать преданность Лжедмитрия II греческой церкви.

Обличения послов и угрозы в адрес «вора» были забыты. Наемников более всего волновал вопрос, заплатят ли им за службу в России.

В апреле 1608 г. польские солдаты собрались на войсковое коло для выборов гетмана. Вновь в центре внимания был вопрос о деньгах. Новым гетманом наемники выкрикнули Ружинского. Лжедмитрий II, вызванный в коло, пытался перечить. «Цыть, б… дети!» — кричал он. Поднялся страшный шум. Солдаты требовали немедленно предать негодяя смерти: «Убить его, мошенника, зарубить! Ах ты, такой-сякой сын, разбойник! Поманил нас, а теперь платишь нам неблагодарностью!»