Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они снова помолчали.
— Что собираешься делать? — тихо спросил Оскар. — Уедешь?
— Не уеду — превращусь. Превращусь — меня заберет Город. Черт знает что тогда со мной будет. Может, сохраню какие-то остатки разума, а может, меня просто поглотит туман — и все.
— Так ты уедешь.
— Я не могу, — Шеф с силой ударил по стойке кулаком, оставив в дереве вмятину. — Я не могу уехать, ты же знаешь. Это место умрет без меня.
— А ты умрешь с ним.
— И еще Чирик…
Оскар глухо застонал:
— О нет, опять! Это какая-то проклятая семья!
— Все хуже, — Шеф достал из пачки сигарету и прикурил. Его руки чуть тряслись, — все хуже, чем ты думаешь.
Оскар вопросительно приподнял брови.
— С тех пор как Нина погибла, она осталась жить у меня. Недавно я вывез ее в город и отправил на работу. Все устроил, ты знаешь, — он покачал головой, будто смеясь сам над собой, — я даже подругу ей нашел, ты не поверишь. Виктор очень кстати привез какую-то американскую вампиршу с тяжелой судьбой, вот я их и свел, отправив Вниз…
Он помолчал, рисуя пальцем на столе непонятные узоры.
— А потом на нее напал Представитель. Ожидаемо, правда? Только он напал на нее посреди города, Оскар. Понимаешь? Посреди этого проклятого города! — Шеферель с такой силой затянулся, что сигарета прогорела до самого фильтра, осыпавшись пеплом на пол.
— Как?.. — Оскар непонимающе помотал головой. — Как это?
— Они чуют меня, — Шеферель посмотрел на оборотня, и в его глазах отразилась искренняя боль от собственного бессилия. — Меня, понимаешь? Я даже не стал рассылать приказы, потому что больше это никого не коснется. Из-за того… действия и того, что она жила рядом со мной. Наша Чирик стала слишком похожа на меня. Представители чуют ее, как будто она ходит в моей футболке.
Он опустил голову и зарылся руками в волосы.
— Я не знаю, что делать, Оскар. Впервые в жизни. Я хотел ее защитить, а теперь она всегда в опасности. Всегда. Она будто стала немного Городом. На какой-нибудь один процент — и этого достаточно, чтобы они могли везде найти ее, наплевав на границы. Кто сможет так жить? — Он беспомощно развел руками. — Кто сможет так жить вечно?
Оскар слушал молча, внимательно. Прикусил губу:
— Забери ее. И уезжайте оба. Оставшись здесь, ты ее не спасешь. Только себя угробишь — и тогда уже точно лучше не будет.
Шеферель пораженно смотрел на оборотня:
— Как… В смысле как же…
— Ее здесь больше никто не держит. — Оскар подался вперед, заглядывая наставнику в лицо. — Матери больше нет. Отчима она давно не видела. Я… скоро твое действие наберет силу, и она вообще забудет про меня. Увози ее. Куда-нибудь в Европу. Там много наших, всегда найдешь компанию. А даже если и нет, не думаю, что ты пропадешь, — он выжал из себя улыбку.
— Да… — Шеферель задумчиво прикусил кончик пальца, — я как-то и забыл, что скоро уже все начнется… — Он скосил глаза на бутылку, проверяя, осталось ли там еще что-нибудь. — Знаешь, Оскар, я впервые в жизни не уверен, что поступил правильно.
— Что-то часто у тебя с ней получается впервые в жизни, — Оскар выплеснул остатки страшного пойла в кружку, — тебе не кажется?
Шеферель молчал. Оборотень присмотрелся к своему начальнику, взгляд которого с каждой секундой становился все более паническим.
— О, боги, нет, — Оскар поставил бутылку на стол так резко, что у нее разбилось днище, — нет, Шеферель! Только не говори, что ты…
— Ты не понимаешь! — Шеф страдальчески свел брови. — Я видел ее природу с самого начала! С первого дня! С самого первого мгновения! — Он вытряхнул из стремительно пустеющей пачки новую сигарету. — Еще до того, как ты привел ее в НИИД. Я видел ее на площади. Она еще была другая — грузноватая, бесцветная… А я уже знал, кто она, какой будет, — он выпустил вверх колечко дыма. — Я уже все про нее знал…
Оскар молча смотрел на печального Шефереля, на идеальном лбу которого вдруг проступили морщины, а под глазами — темные круги.
— И что ты будешь делать?
— Не знаю, — он поерзал на колоде, ища, куда стряхнуть пепел, ничего не нашел и сбросил его прямо на пол, — обманывать?
— А честно говорить не пробовал?
— Пробовал, — Шеф снова глубоко затянулся. Ярко вспыхнул огонек сигареты, — когда про вас с Ниной рассказывал. И про Доминика. Мне не понравилось.
Они снова замолчали. Оскар потянулся к пачке Шефереля и начал охлопывать карманы в поисках зажигалки. Тот, не глядя, протянул руку и прижал палец к кончику сигареты — она вспыхнула и задымилась.
— Ше-е-еф…
— Да что уж теперь-то, — отмахнулся тот.
— Я хотел сказать «дешевый фокус», но и это тоже.
И снова повисла тишина — тяжелая тишина общей проблемы, у которой нет решения. Как свинцовая плита, которую не сдвинуть ни в одну сторону, она придавила их, заставив ссутулиться, опустить головы и как будто даже стать ниже.
— Я не уеду, — Шеф выдохнул дым вместе со словами, — пока она не будет готова уезжать. Без нее не хочу, а сейчас она не согласится.
— Хочешь сказать, пока не подействует?..
— Да.
— Сколько времени на это нужно?
— Кто знает, — Шеф пожал плечами, — может быть, пара месяцев, может быть, дольше. Думаю, около полугода.
Они допили мухоморную настойку, не чувствуя вкуса, по старинной привычке побросали окурки в бутылку.
— Пора уже, наверное?
— Пожалуй, — Шеф легко спрыгнул с колоды, аккуратно опустившись на единственный уцелевший пятачок.
Оскар последовал за ним. Они оглядели окружающую разруху со странным чувством легкой грусти, как будто понимая, что им больше не случится так же повеселиться.
— Скажи, — Оскар помедлил, поднимая с земли куртку, — когда ты подобрал меня… Ты искал Изабель? Хоть раз искал ее?
Шеф, уже стоя на пороге, замер. Вышедшая луна осветила его фигуру, сделав лицо мертвенно-бледным. Он прикрыл глаза. Едва заметно дрогнули мускулы на лице от плотно сжатых челюстей.
— Я не мог вернуть ее тебе, Оскар.
— Но она тоже была оборотнем! — Оскар стоял за его спиной, сжимая в руках куртку. — Мы близнецы, а они всегда становятся оборотнями оба, ты сам учил меня! И она писала о чем-то похожем! Только из-за обилия цитат из Библии там мало что можно было понять… — Оборотень опустил голову. — Я и так потерял здесь слишком многих. Я должен найти ее.
Шеферель обернулся к своему ученику. Лицо его было бледно и мертво, утратив всякие остатки эмоций.
— Если она еще жива — если, Оскар, в жизни всякое случается — ей уже пятьсот лет. И все эти пятьсот лет она прожила без тебя. Она уже не тот человек, которого ты знал.