* * *

В двух милях, недалеко от Хорнси-роуд, Эмма поднимается по лестнице, отпирает входную дверь и вдыхает прохладный и спертый воздух квартиры, где никто не был уже четыре дня. Она заваривает чай, садится за рабочий стол, включает компьютер и почти целый час смотрит на экран монитора. У нее много работы — надо написать, перечитать и переправить сценарий для второго сезона мультсериала «Джули Крисколл», написать пятьсот слов для третьей книги из серии, поработать над иллюстрациями. Ее ждут письма и электронная почта от юных читателей — искренние и нередко трогательно личные послания, которым тоже надо уделить внимание. Ей пишут об одиночестве, издевательствах сверстников в школе и «одном мальчике, который мне очень, очень нравится».

Но мысли все время возвращаются к предложению Декстера. В прошлом году, тем долгим и странным летом в Париже, они кое-что обговорили насчет совместного будущего — на случай, если оно у них будет, это совместное будущее. И главной договоренностью было то, что они не станут жить вместе: раздельная жизнь, раздельные квартиры, раздельные друзья. Они будут стараться поддерживать отношения и, разумеется, хранить друг другу верность, но не станут все делать, «как принято». Не будет утомительных поисков квартиры по выходным, званых ужинов с ее и его знакомыми, букетов в День святого Валентина — никаких примет совместной или семейной жизни. Ведь оба уже через это прошли, и результат был неутешительным.

Ей казалось, что это соглашение делает их модной и современной парой, практикующей новый взгляд на жизнь. Но им стоило таких усилий делать вид, что они не хотят быть парой, что рано или поздно кто-то неизбежно должен был сломаться. Просто она не ожидала, что это будет Декстер. Правда, один вопрос они не обсуждали, хотя теперь, похоже, его никак не замолчать. Дети. Нет, не дети — лучше его не пугать и использовать единственное число. Эмма хотела ребенка.

Она и раньше заводила этот разговор, правда, походя и в шутку, и он в ответ бормотал: «Возможно, потом, когда все устроится». Но в ее жизни все и так было устроено. Ей было тридцать шесть, и она хотела именно этого, а если он не хочет, тогда, может, им лучше…

Что? Расстаться? Подобный ультиматум был бы слишком мелодраматичным и повредил им обоим, но она чувствует, что другого выхода нет. Вопрос повис в воздухе, и им постоянно приходится его обходить. Каждый раз, когда звонят ее родители; каждый раз, когда она с Декстером занимается любовью (пусть сейчас это происходит реже, чем во времена парижского разврата, но все же довольно часто). Из-за этого вопроса она не спит по ночам. Иногда ей кажется, что всю ее жизнь можно проследить по тому, из-за чего она не может заснуть в три утра. Сначала это были мальчики; потом, долгое время, деньги, работа; потом отношения, измены. А вот теперь это. Она решает поговорить об этом сегодня же. Нет, не сегодня — сегодня у них Жасмин, — но в ближайшее время. Как можно скорее.

Не сумев сосредоточиться и проведя все утро без дела, перед обедом Эмма идет в бассейн, долго плавает, пересекая бассейн из одного конца в другой, но голова светлее так и не становится. Затем, даже как следует не высушив волосы, возвращается в квартиру Декстера на велосипеде и обнаруживает у входа в дом гигантский и зловещий черный джип. Он похож на гангстерскую машину; за ветровым стеклом просматриваются два силуэта, один толстый и короткий, другой тонкий и вытянутый: Сильви и Кэллум; они бурно жестикулируют. Очередная ссора. Эмма слышит их ругань даже с противоположной стороны улицы, а когда подъезжает ближе, видит искаженное злобой лицо Кэллума и Жасмин на заднем сиденье — девочка неподвижно уткнулась в книжку с картинками и пытается игнорировать шум. Эмма стучит в стекло с ее стороны; Жасмин поднимает голову и широко улыбается, обнажая крохотные белые зубки. Она оттягивает ремень безопасности, чтобы выбраться из машины.

Эмма и Кэллум кивают друг другу через стекло. У неверности, расставаний и разводов свой этикет, унизительный и абсурдный, но стороны заняты, клятвы в вечной вражде принесены, и теперь, несмотря на то что они знакомы почти двадцать лет, Эмма больше не должна говорить с Кэллумом. Что касается Сильви, бывшей жены Декстера, у Эммы установился подчеркнуто жизнерадостный и дружелюбный тон в общении с ней, но, несмотря на притворство, неприязнь повисла между ними дымовой завесой.

— Не обращай внимания! — щебечет Сильви и ставит на тротуар свои длинные ноги. — Повздорили немного насчет того, сколько багажа брать с собой!

— Отпуск — это такой стресс, — машинально произносит Эмма.

Жасмин достают из автомобильного сиденья, и она забирается к Эмме на руки, утыкается лицом ей в шею, обхватив тоненькими ножками ее талию. Эмма в смущении улыбается, словно говоря: «Ну что я могу сделать?», а на лице Сильви застывает такая неестественная улыбка, будто ей пришлось растягивать губы пальцами.

— Где папочка? — спрашивает Жасмин, по-прежнему уткнувшись Эмме в шею.

— На работе, но очень скоро вернется.

Эмма и Сильви снова улыбаются.

— Ну и как там дела? — наконец выдавливает из себя Сильви. — В магазине?

— Очень хорошо, просто замечательно.

— Что ж, жаль, что мы с ним не повидались. Передавай привет.

Снова молчание. Кэллум заводит мотор, давая понять, что пора ехать.

— Не хочешь зайти? — спрашивает Эмма у Сильви, заранее зная ответ.

— Нет, нам пора.

— Куда на этот раз?

— В Мексику.

— Мексика. Замечательно.

— Ты там не была?

— Нет, но когда-то работала в мексиканском ресторане.

Сильви прищелкивает языком, а Кэллум ревет с водительского сиденья:

— Поехали! Или хочешь в пробке торчать?

Жасмин снова сажают в машину, чтобы попрощаться, — «Будь хорошей девочкой, не смотри телевизор», — Эмма же тем временем относит в дом ее вещи: светло-розовый виниловый чемоданчик на колесиках и рюкзак в виде панды. Когда Эмма возвращается, Жасмин ждет ее на тротуаре, выпрямившись, как школьница, и прижав к груди стопку книг с картинками. Красивая, модненькая, безупречная, немного печальная, она каждой клеточкой напоминает свою мать и ничем не напоминает Эмму.

— Нам пора. Не представляешь, что там творится на регистрации. — Сильви забрасывает свои длинные ноги обратно в машину, точно лезвие складного ножа. Кэллум смотрит прямо перед собой.

— Что ж. Приятно вам отдохнуть в Мексике. Поплавать с маской…

— Не с маской, с аквалангом. Маски для детей малых, — неожиданно огрызается Сильви.

Эмма вздрагивает:

— Извините. Значит, с аквалангом. Ну, не утоните там!

Сильви вскидывает брови, губы складываются в букву «о» — но что Эмма может сказать? «Я серьезно, Сильви, не утоните. Я действительно не хочу, чтобы вы утонули!» К тому же слишком поздно: слов назад не взять, иллюзия дружбы рассыпалась в прах. Сильви, подозвав Жасмин, отпечатывает на лбу дочери поцелуй, с треском захлопывает дверь, и черный джип уезжает.